Тара Сивик - Шоколад с перцем, или От любви бывают дети

– У мамы голова болит, а у меня большой писун!

Лиз зашлась в смехе.

– Гэвин, прошу тебя. Хватит говорить про писун, – сердито заметила я.

– Смотли, – сказал он и принялся было расстегивать джинсы.

– А ну-у-у, – произнесла я, быстро подошла и помешала сыну выпростать его сокровище на белый свет. – Никому не нужно это видеть, и… ты помнишь, о чем мы недавно говорили?

Гэвин кивнул, показывая, что помнит, я спустила его со стойки и отправила к большому окну смотреть на улицу и считать проезжающие мимо машины. Когда он влепился лицом и ладошками в стекло, я повернулась к Лиз, которая молча тряслась от хохота, зажав рот руками.

– Ничего смешного, – зашипела я на нее. – Почему, блин, никто не сказал мне, что у четырехлеток писунчики деревенеют? Лиз, я не знаю, что с этим безобразием делать.

Лиз отерла слезы и виновато глянула на меня.

– Извини, Клэр, но кроме шуток. Тут и впрямь уж очень смешная проблема. Извини, я ничего не знаю о четырехлетних мальчиках. Когда же, черт, это случилось впервые?

– ОДНА! – завопил Гэвин от окна, когда мимо проехала машина.

– Не так давно, после того, как он помылся на сон грядущий. Он лежал на полу ванной на полотенце, и я ему дала почитать книжку, а сама побежала за пижамой, висевшей на сушилке в коридоре, – начала я свой рассказ.

– ДВЕ! – донесся очередной вопль Гэвина.

– Захожу в ванную, а он перевернулся на спину, и эта штука торчит прямо вверх, как штырь громоотвода. Ужас какой-то! А он, знай себе, по нему шлепает и радуется «как смефно». Лиз, ради Христа, перестань гоготать!

– ТВИ!

– Прости. Прости! – лопотала Лиз между приступами хохота.

– И знаешь, из всех книжек, какие ему могли попасться в тот момент, попалась… про Лунтика. Мой сын испытывает возбуждение от, мать его, Лунтика! – Я прикусила язык и быстро обернулась, желая убедиться, что Гэвин меня не слышал.

Лиз уже билась в истерике. Рот она зажала двумя руками, плечи ходили ходуном. Всякий раз, когда она собиралась глотнуть воздуха и не смеяться, она судорожно всхлипывала и тут же задыхалась.

– Ты отца своего об этом спрашивала? – выговорила она вперемешку со смешками и покашливаниями.

Еще не ответив, я закатила глаза, припомнив разговор, который как-то поутру попыталась завести с папкой.

– Ох уж мне это старшее поколение! Ты ж знаешь отца. Стоило мне произнести слово «пенис», как он повернулся и вышел из комнаты, посоветовав обратиться к матери. От матери помощи было ровно столько, сколько от тебя сейчас. Когда я спросила, нормально ли это, она ответила: «А одноногая утка кругами плавает?» Я повесила трубку после того, как битых десять минут выслушивала ее захлебывающийся смех, каким она залилась, услышав от меня про Лунтика.

Лиз наконец-то успокоилась, и мы обе обернулись, желая убедиться, что Гэвин по-прежнему занят.

– Теперь всякий раз, когда это случается, он бежит мне показывать со словами: «Мамуля! Посмотли на мой больсой писун!» Так что я взяла да и сказала ему, что это нормально и происходит у всех маленьких мальчиков, что ничего тут особенного нет, чтоб ему бегать и рассказывать всем подряд.

Лиз потрепала меня по спине и сочувственно вздохнула:

– Ну вот, Клэр, это только доказывает, что тебе в твоей жизни нужен защитник. А кстати, о твоем первом мужчине…

– Не смей. Даже не заикайся. – Я угрожающе наставила указательный палец прямо ей в лицо, чтоб знала: со мной шутки плохи. – Не хочу обсуждать это с тобой сейчас, ясно? Я все еще не уверена, что вчерашнее не было просто сном и что это на самом деле был он . Может, я надышалась парами спиртного? Прикинь, изо всех баров… изо всех городков… на всем белом свете…

– Полегче ты, Шерлок Холмс, это был он . Я его сразу узнала, и дружка, что с ним был. Тот самый малый, что пытался склеить меня в ту ночь. Сразу после того, как заявил, что вообще-то ему нравятся девчушки с сиськами побольше, но, раз уж я такая симпатяшка, он сделает исключение.

Разум говорил, что убеждать саму себя, что это был не он, – это свинство с моей стороны. Но от того, что Лиз лишний раз подтвердила это, я почувствовала себя просто тупой задницей.

– Блин, блин, блин. Видела его глаза? Боже, это же глаза моего мальчика. И что, блюдо блинов, мне теперь делать? – спросила я, теряя голову.

– ДЕСЯТЬ!

– Гэвин, после «три» идет «четыре», – крикнула ему Лиз.

– Это скучно, – возвестил мой сын.

– Пойдем, давай-ка я тебе покажу все, пока твой малорослик не стал выставлять свой пенис в витрине для всех прохожих, а то еще краска в доме не просохнет, как мне впаяют штраф за непотребное украшательство, – сказала Лиз, хватая меня за руку. – Кончай горевать и просто наслаждайся жизнью, моя дорогая! Твои мечты становятся явью, детка! О голубых глазах мы погорюем позже.

Потрясение и беспредельное восхищение подругой, которые я испытала, не оставляли меня, когда два часа спустя я катила домой. Гэвин уснул на заднем сиденье, едва машина тронулась, так что никакая звучавшая на заднем сиденье трескотня про писуны и яйца не отвлекала моих мыслей. Кухня в булочной оказалась куда лучше, чем мне помнилось по тем годам, когда я забегала в кафе выпить чашку кофе с булочкой. И оборудование на ней было такое, каким я не то что владеть – пользоваться только мечтала. Внушительных размеров производственный двухдверный морозильный шкаф, в пару ему – трехдверный холодильник, мощная электроплита с шестью конфорками, два вентилируемых духовых шкафа, хранилище для остывающего шоколада на шестнадцать поддонов, витрина-холодильник для выпечки, помещенная прямо под прилавком, два медных котла, чтоб плавить шоколад, карамель или все, что мне понадобится. Прямо посреди кухни имелся островок четыре на шесть футов [37]с мраморной столешницей для остывания – идеальная штука для приготовления конфет и прочих сладостей. В те времена, когда я была завсегдатаем «Андреаз», я всегда восхищалась этой открытой витриной на полу. Если подойдешь к кассе, то можно увидеть, что творится на кухне: помнится, я любила наблюдать, как мастера лепили пирожные или пирожки.

Обойдя кухню и любовно огладив рукой все, что в ней было установлено, я заявила Лиз, что уж чересчур… хорошо. Она попыталась убедить меня, будто прежние владельцы недавно все обновили, что вся начинка кухни отдана вместе с помещением, но я знала, что она врет. Я сама не так уж и давно была в «Андреаз» и говорила с ее управляющим. Я доподлинно знала, что ничего они не обновляли. Плюс Лиз избегала смотреть мне в глаза – верный признак, что врет, и ругалась вдвое больше обычного.

– Лиз, это перебор. Я не могу тебе этого позволить.

– Ой, Клэр, заткнись. Вся эта гребаная шелуха шла вместе с гребаным помещением и прежние гребаные владельцы просто хотели избавиться от нее к чертовой матери.