Орхан Памук - Снег

– Мы никогда не будем счастливы! – произнес Ка.

– Нет, мы уедем во Франкфурт и там будем счастливы! – сказала Ипек, обнимая его. По словам Ипек, Ка в тот момент поверил ее словам, но потом опять заплакал.

Ипек сильно прижалась к нему, и они стали плакать вместе. Впоследствии Ка напишет, что, возможно, именно тогда Ипек впервые в жизни открыла для себя, насколько это больно и в то же время приятно – плакать обнявшись, пребывая где-то между поражением и началом новой жизни, там, где еще царит неопределенность. Он полюбил ее еще больше за то, что они могут вот так плакать, прижавшись друг к другу. Ка плакал, изо всех сил прижавшись к Ипек, но какая-то часть его внимания сосредоточилась на попытке определить дальнейшее развитие отношений. Он машинально прислушивался к звукам, доносившимся из отеля и с улицы. Было около шести: печать завтрашнего номера газеты «Серхат шехир» была завершена, снегоуборочные машины рьяно принялись за дело, чтобы расчистить дорогу на Сарыкамыш, а Кадифе, которую Фунда Эсер мило усадила в военный грузовик и увезла в Национальный театр, начала репетировать с Сунаем.

Только спустя полчаса Ка смог сказать Ипек, что у Ладживерта есть для Кадифе сообщение. Какое-то время они плакали, обнявшись, и попытки Ка заняться любовью были неудачны из-за приступов страха, нерешительности и ревности. Потом он начал расспрашивать у Ипек, когда она последний раз видела Ладживерта, навязчиво повторять, что, видимо, она каждый день тайно разговаривала и встречалась с ним, что она каждый день занималась с ним любовью. Впоследствии Ка предстояло вспомнить, что Ипек на эти утверждения и вопросы вначале гневно отвечала, что ей не верят, но затем повела себя нежнее, приняв во внимание не логический смысл слов Ка, а уловив его эмоциональное состояние, то, что он, с одной стороны, получал удовольствие от этой нежности, а с другой – ему нравилось мучить Ипек такими вопросами и утверждениями. Ка, который последние четыре года своей жизни проведет очень много времени, раскаиваясь и обвиняя себя, впоследствии признается себе, что всю жизнь имел склонность причинять боль словами для измерения силы любви тех, кто его любил. Настойчиво утверждая, что Ипек любит Ладживерта, и спрашивая, хочет ли она на самом деле быть с ним, Ка, по сути, интересовался не тем, что ответит Ипек, а насколько у нее хватит терпения.

– Ты своими вопросами наказываешь меня за прошлые отношения с ним! – сказала Ипек.

– Ты хочешь быть со мной, чтобы забыть его! – сказал Ка и по лицу Ипек с ужасом увидел, что это правда, но не заплакал. Он почувствовал, что стал сильнее, возможно, оттого, что слишком долго рыдал. – Есть сообщение для Кадифе оттуда, где спрятался Ладживерт, – сказал он. – Он хочет, чтобы Кадифе отказалась от слова, которое дала, чтобы она не выходила на сцену и не открывала голову. Он настаивал.

– Давай не скажем этого Кадифе, – сказала Ипек.

– Почему?

– Потому что в этом случае Сунай не перестанет нас охранять и так будет лучше для Кадифе. Я хочу отдалить мою сестру от Ладживерта.

– Нет, – сказал Ка. – Ты хочешь, чтобы они поссорились. – Он видел, что ревность все больше роняет его в глазах Ипек, но все равно не мог сдержаться.

– Я давно прекратила всякие отношения с Ладживертом.

Ка подумал, что грубый тон в словах Ипек не был искренним, но сдержался и решил не говорить ей об этом. Однако спустя некоторое время он заметил, что говорит именно это, уставившись в окно на улицу. Ка еще больше огорчился от понимания, что поступает вопреки себе, не контролируя ревность и гнев. Он мог бы заплакать, но его особенно занимало то, что ответит Ипек.

– Да, когда-то я была в него очень влюблена, – сказала Ипек. – Но сейчас почти все прошло, со мной все в порядке. Я хочу поехать с тобой во Франкфурт.

– Что значит – ты была в него очень влюблена?

– Я была сильно влюблена, – сказала Ипек и решительно замолчала.

– Расскажи, как сильно ты была в него влюблена.

Ка почувствовал, что, утратив хладнокровие, она колеблется, сказать правду или утешить его, разделить его любовную боль или расстроить еще больше, как он того заслуживал.

– Я любила его так, как никого не любила, – сказала Ипек, отводя глаза.

– Возможно, потому, что ты не знала никого, кроме своего мужа Мухтара, – сказал Ка.

Он раскаялся, как только произнес эти слова. И не только потому, что предвидел ее обиду, но потому, что предчувствовал, насколько резко ответит Ипек.

– Возможно, в жизни у меня не было большой возможности сближаться с мужчинами, потому что я – турчанка. Ты, должно быть, в Европе познакомился со многими свободными девушками. Я не спрашиваю тебя ни об одной из них. Полагаю, что это они научили тебя расспрашивать о бывших возлюбленных.

– Я турок, – сказал Ка.

– Такие утверждения обычно используют для оправдания дурного поступка или извинения за него.

– Поэтому я вернусь во Франкфурт, – сказал Ка, не веря в то, что сказал.

– Я поеду с тобой, и там мы будем счастливы.

– Ты хочешь уехать во Франкфурт, чтобы забыть его.

– Я чувствую, что, если мы сможем вместе уехать во Франкфурт, спустя какое-то время я полюблю тебя. Я не похожа на тебя; я не могу полюбить кого-то за два дня. Если ты будешь терпелив ко мне и не будешь разбивать мне сердце своей турецкой ревностью, я буду очень тебя любить.

– Но сейчас ты меня не любишь, – сказал Ка. – Ты все еще любишь Ладживерта. Что делает его таким особенным?

– Мне нравится, что ты хочешь узнать об этом, но я опасаюсь твоей реакции на мой ответ.

– Не бойся, – сказал Ка, не веря своим словам. – Я очень тебя люблю.

– Я смогу жить только с тем мужчиной, который сможет любить меня, после того как услышит то, что я скажу. – Ипек какое-то время молчала и, отвернувшись от Ка, засмотрелась на заснеженную улицу. – Ладживерт очень нежный, очень рассудительный и великодушный, – горячо сказала она. – Он никому не желает зла. Однажды он всю ночь плакал из-за двух щенят, которые остались без матери. Поверь мне, он ни на кого не похож.

– Разве он – не убийца? – спросил Ка безнадежно.

– Даже те, кто знает о нем лишь одну десятую того, что знаю я, сказали бы, что это – глупость, – сказала Ипек и засмеялась. – Он не может никого погубить. Он – ребенок. И, как ребенку, ему нравятся игры, мечты, он любит подражать кому-нибудь, рассказывает истории из «Шахнаме», из «Месневи», в нем живут одновременно самые разные люди. Он очень волевой человек, очень умный, решительный, очень сильный и очень веселый… Ах, извини, не плачь, милый, хватит уже плакать.

Ка тут же перестал плакать и сказал, что теперь не верит, что они смогут вместе поехать во Франкфурт. В комнате наступила долгая, странная тишина, которая время от времени прерывалась всхлипываниями Ка. Он лег на кровать и, повернувшись спиной к окну, свернулся калачиком, как ребенок. Через какое-то время Ипек легла рядом с ним и обняла его сзади.