Сесилия Ахерн - Клеймо

– Ах, наконец-то она позвонила! – жизнерадостно откликается он. – Теперь-то все и завертится.

Одна польза от домашнего ареста – журналисты покинули двор и улицу перед нашим домом. А о том, что арест отменен, еще не прослышали. Думали, я никуда не буду выходить, а значит, им и писать не о чем. Так что я преспокойно добралась до местного кафе-мороженого, где назначена встреча с дедом, – после рождения Эвана он частенько водил туда нас с Джунипер, давая маме роздых. Дед ждал меня возле кафе в кабине своего пыльного грузовика с двумя пломбирами наготове.

– Шоу начинается! – приветствовал он меня. Так славно я себя уже много недель не чувствовала.

Мы ехали почти час. Я успела пересказать все события этих недель, упомянула и Альфу с ее некоммерческой организацией для Заклейменных, и о том, что стражи пропали и Пиа помогает мне их разыскать, и о том, как важно вступить к контакт с Кэрриком, тем более теперь, когда от мужа мистера Берри я знаю, что адвокат успел передать видеозапись. Дедушка слушал внимательно, порой останавливал и просил повторить, вникал в каждое слово, а самое главное – он верил мне.

– Почему ты решила, что запись у этого парня, Кэррика? – уточнил он.

– Ну, потому что вроде все сходится, – ответила я.

– Но муж мистера Берри сказал, что она у тебя. Не у кого-то другого. У тебя.

Я киваю, признавая его доводы, но про себя думаю: нет, этого не может быть. Если бы мистер Берри мне что-то отдал, я бы это запомнила.

– Он ничего тебе не посылал после того, как ты вернулась домой? Подумай хорошенько, Селестина.

– Дедушка, – говорю я, хватаясь за раскалывающуюся голову. – Я ничего другого и делать не могу, только думаю и думаю. Но – пусто. Ничего он не присылал, только счет в конверте. Он оставил визитку с номером домашнего телефона, и я позвонила его мужу. Больше он никаких сообщений не оставлял.

Дел примолк. Потом сказал:

– Не тревожься, мы с этим разберемся.

– Спасибо за помощь, дедушка. Мне это очень дорого. Но я не хочу втягивать тебя в неприятности.

– Неприятности? – рявкнул он. – Да от меня со дня моего рождения одни неприятности. И не надейся, что сможешь лишить меня такого удовольствия.

Я радостно, с облегчением, засмеялась.

Мы свернули с сельской дороги на совсем узенькую, дед сбавил скорость.

– Что-то не то, – проворчал он озадаченно, всматриваясь в окрестные поля. Со всех сторон – тысячи акров ветряных мельниц, да на горизонте высятся заводы сжиженного воздуха, огромные даже на таком расстоянии. – Дай-ка еще раз посмотрю маршрут.

Я передала ему скомканный листок с набросанными Альфой инструкциями. Неразборчивые каракули – может быть, она специально так пишет, чтобы случайный человек не сумел прочесть.

– Хм-м, – сосредоточенно гудит он, весь сморщившись от усердия. Поднимает голову, оглядывается по сторонам. – Вроде бы правильно едем. – Но уверенности в его голосе нет. – Эта женщина – ей вообще можно доверять?

Я смотрю ему прямо в глаза:

– Я не стану доверять никому.

– Наш человек! – смеется он. – Ладно, скоро выясним.

Он катит дальше по узкой дорожке в поисках Гейтуэй-лодж. Судя по названию, я ожидала увидеть гостиничку, где в тесном зале собирается два десятка человек поговорить о пережитых несчастьях. Но кто станет строить гостиницу в подобном месте, посреди ничего? От страха у меня подводит живот. Я боюсь заблудиться, боюсь, что кончится бензин или еще что-то случится и я опоздаю к комендантскому часу, а еще страшнее – как бы Мэри Мэй не подстроила мне провокацию. Она страшно зла, что мне сошли с рук и фотография, и алкоголь в крови, я легко ускользнула от наказания – теперь жди беды. С этим страхом надо как-то совладать. Раньше я думала, ничего хуже Трибунал со мной сделать уже не может, но я ошибалась – моя семья превратилась в мишень, вот их способ добраться до меня и причинить невыносимую боль, едва ли я смогу вынести чувство вины и жить дальше, если из-за меня что-то случится с родителями. Этот страх, в который нас погружают с головой, – это главная, вечная кара. На дедушку я полагаюсь во всем. Конечно, он не допустит, чтобы я опоздала домой. Но он уже старенький. А если с ним случится инфаркт, вдруг он отключится на этой пустынной дороге…

А дорога с каждым километром сужается, ветки окаймляющих ее деревьев уже лезут в окна грузовика. Мне уже кажется, мы сейчас застрянем тут, в лесу, но за очередным изгибом дороги вдруг возникают ворота. Огромные ворота нависают над нами, множество видеокамер прощупывают дорогу со всех сторон. Шестиметровой высоты стены надежно укрывают все, что внутри. На воротах табличка – это и есть Гейтуэй-лодж.

– Что скажешь? – спрашиваю я деда.

Мы дружно подались вперед и вытянули шеи, оценивая высоту стен.

Дед еще и руку не успел высунуть в окошко грузовика и надавить на звонок, как ворота распахнулись, словно по ту сторону услышали наш разговор. Дедушка снова нажал на газ, и мы двинулись мимо идеально подстриженных лужаек и приятных пригорков, скрывавших от взгляда другие лужайки и пригорки, – как будто по полю для гольфа едешь. В итоге мы добрались до невероятных размеров замка. Дом – это слабо сказано. Десятки машин были припаркованы перед домом, а еще и множество микроавтобусов, как они только проехали по сельским дорогам? Мы припарковались, и навстречу нам распахнулась парадная дверь.

– Это не она, – предупредила я, направляясь к встречавшей нас женщине.

Дед тут же ускорил шаги, оттеснил меня и подошел к ней первым.

– Как хорошо, что вы до нас добрались, – приветствовала нас эта женщина робко, но крайне любезно. А улыбка у нее такая широкая, что невольно улыбаешься в ответ. – Я Лулу, – представилась она, голос у нее тихий и высокий, почти верещит, как мультяшка. – Секретарь Альфы. Я заняла для вас место. Даже два, как угадала. – Она быстрым пугливым взглядом окинула деда.

На него часто так смотрят. Добрейший человек – но вид устрашающий, лицо угрюмое, в глубоких морщинах.

– Это мой дедушка.

– О! – восклицает Лулу, и ее голос поднимается от волнения еще октавой выше. – Какая честь – познакомиться с вашими родными. – Лулу изо всех сил жмет ему руку. Затем оборачивается ко мне. Хоть Клеймо и недавнее, однако я уже привыкла не протягивать для рукопожатия правую ладонь. Она сама хватает меня за руку, цепляется, словно за якорь спасения и смотрит на меня выжидательно. Чего она ждет от меня, на что надеется? В растерянности я оглядываюсь на деда.

– Ладно, ладно! – прикрикнул на нее дед, она даже подпрыгнула слегка.

Наконец-то я высвободила руку, а заодно и Лулу избавила от чар, которые, сама того не ведая, навела на нее.

– Прошу прошения, – краснеет она. – Просто встретить вас лицом к лицу – такая радость. Я ваша поклонница – всей душой, всей душой.