Эдвард Резерфорд - Нью-Йорк

Тем же вечером он обратился к брату.

Том начал с извинения. Признался в угрызениях совести из-за былых грехов. Это было воспринято молча. Том сообщил, что хочет осесть, пусть и скромно, и попытаться зажить праведной жизнью.

– Надеюсь, не здесь, – обронил брат.

Да нет же, именно здесь, утешил его тот. И не просто осесть – он и жену, похоже, нашел. При этой новости Элиот оторопел.

Том объяснил, что давно знает эту женщину – безупречной не назовешь, но она тоже готова остепениться. Спасти ее – лучший способ явить христианское милосердие и смирение. Или он не согласен?

– Что за женщина? – холодно спросил Элиот.

Том назвал имя и таверну, в которая та служила.

– Я понадеялся на твою помощь, – добавил он.

К полудню следующего дня Элиот разузнал достаточно. Девица была обычной шлюхой. Она подтвердила: да, она с радостью выйдет за Тома, чтобы спастись и жить в Бостоне пусть даже в полной нищете и забвении, ибо все это было лучше ее нынешнего прискорбного положения. Элиот мгновенно заподозрил подвох, но юмора не понял. Не имела значения и правдивость услышанного. Было совершенно ясно, что Том задумал неладное и собрался его опозорить. Элиот решил, что брат готов и убраться, но за определенную цену. Вечером состоялся еще один разговор.

Беседа была выдержана в скорбной манере, которой Элиот владел мастерски. Она проходила в конурке, которую он использовал под кабинет. Их разделял стол, на нем – чернильница, Библия, резак для бумаги и шкатулка соснового дерева с новеньким серебряным долларом.

Предложение Элиота сводилось к передаче доли наследства, которую Адам Мастер завещал младшему сыну при том, и только при том условии, что тот предъявит доказательства своего приобщения к сонму праведников. Элиот честно уведомил брата, что нарушает отцовскую волю.

– Блаженны милостивы, – серьезно ответил Том.

– Итак, ты отказываешься вернуться в Англию?

– Совершенно верно.

– В таком случае вот письмо купцу из Хартфорда, что в Коннектикуте. Там более снисходительны к таким, как ты, – сухо произнес Элиот. – Условие же таково: ты никогда, ни при каких обстоятельствах не вернешься в Массачусетс. Ни даже на день.

– В Евангелии сказано, что блудный сын вернулся и встретил радушный прием, – благостно заметил Том.

– Он вернулся один раз, как ты уже сделал. Не дважды.

– Мне нужны деньги на дорогу. От твоего письма не будет толку до Хартфорда.

– Этого хватит? – Элиот вручил ему пару-другую вампумов и кошелек с несколькими шиллингами. Что-то, как рассудил Том, пойдет в уплату гулящей девице, а на оставшееся он проживет.

– Благодарю.

– Я опасаюсь за твою душу.

– Знаю.

– Поклянись, что не вернешься.

– Клянусь.

– Я буду молиться за тебя, – кивнул брат, явно не убежденный, что это поможет.

Том выехал рано утром. Перед отъездом он проскользнул в кабинет брата и умыкнул шкатулку с серебряным долларом. Просто назло.

Не сильно спеша, он двинулся на запад через Массачусетс и всю дорогу останавливался на фермах. Достигнув реки Коннектикут, Том должен был повернуть на юг, чтобы попасть в Хартфорд. Однако надобность подчиняться распоряжениям брата бесила его, и он без всякой на то причины ехал на запад еще несколько дней. Он никуда не торопился. Денег, спрятанных в небольшую сумку, должно было на какое-то время хватить. Он много слышал о величии большой Северной реки. Наверное, имело смысл доехать и посмотреть, а уж потом повернуть обратно к Хартфорду.

Оставив Коннектикут позади, он перебрался на голландскую территорию, но не встретил ни души. Не забывая об индейцах, он осторожно продолжал путь еще пару дней. На исходе второго начался спуск, и вскоре Том увидел изгиб большой реки, а на уступе над берегом – голландскую ферму. Она была невелика: одноэтажный дом с широким крытым крыльцом; с одной стороны амбар, с другой – конюшня и приземистый флигель. Луг нисходил к берегу, где были деревянный причал и лодка.

В дверях Тома встретил худой и с кислой физиономией мужчина лет шестидесяти, ни слова не понимавший по-английски. Когда Том показал, что ищет ночлег, фермер нехотя дал ему знать, что ужинать можно в доме, но спать – в амбаре.

Поставив коня в стойло, Том вошел в дом и застал там фермера, двоих мужчин, которых принял за наемных работников, и чернокожего – очевидно, раба; все собирались ужинать. Хозяйка, низенькая, светловолосая и намного моложе фермера, позвала мужчин к столу и показала Тому его место. Тот не заметил ни следа детского присутствия. Том слышал, что голландские фермеры едят за одним столом с рабами, и сейчас наверняка стянулись все.

Женщина оказалась превосходной стряпухой. Жаркое было восхитительным, и запивали его элем. За ним последовал большой фруктовый пирог. Но говорили мало, и он, не зная голландского, не мог участвовать в беседе.

Том прикидывал, кто эта женщина. Может быть, фермер вдовец и снова женился? Или это дочь? Небольшого роста, но с пышной грудью; в ней было нечто решительно чувственное. Седой фермер называл ее Аннети. Мужчины относились к ней почтительно, но между ней и фермером угадывалось некоторое напряжение. Обращаясь к мужчинам, тот как будто ее игнорировал. Когда она подала фермеру жаркое, Том заметил, что тот слегка отпрянул. После она сидела и спокойно слушала, однако Том уловил в ней затаенное раздражение. Пару раз ему показалось, что она наблюдает за ним. Однажды их взгляды встретились, и она улыбнулась.

Когда трапеза завершилась, работники и раб отправились спать во флигель, а Том пошел в амбар. Темнело, но он нашел немного соломы, разложил на ней плащ и был готов улечься, когда увидел направлявшуюся к нему фигуру с лампой.

Это была Аннети. Она принесла кувшин с водой и печенье в салфетке. Отдавая, она коснулась его руки.

Том удивленно взглянул. Он не был зелен и знал, как заигрывают женщины, ошибки быть не могло. Он пригляделся к ней в свете лампы. Сколько ей? Тридцать пять? Весьма соблазнительна. Том посмотрел ей в глаза и улыбнулся. Она чуть сжала его плечо и повернулась к выходу. Том наблюдал за лампой, плывшей по двору к дому. Покончив с печеньем, он глотнул воды и лег. Ночь была теплая. Дверь амбара осталась открытой. В проем Том видел свет, проникавший сквозь ставни фермерского окна. Спустя какое-то время свет погас.

Он не знал, сколько продремал, когда был разбужен громким звуком, доносившимся из фермерского дома. Хозяин храпел. Слышно было, наверное, до самой реки. Том заткнул уши, попытался заснуть и почти преуспел, но вдруг понял, что не один. Дверь амбара была прикрыта. Рядом лежала Аннети. И тело ее было теплым. Из дома все разносились фермерские рулады.

Том проснулся перед самым рассветом. Зазор под дверью чуть посветлел. Аннети спала под боком. Храп прекратился. Что, фермер встал? Том пихнул Аннети, и та зашевелилась. В ту же секунду скрипнула дверь, и на них пал холодный и бледный свет.