Эдвард Резерфорд - Нью-Йорк

А ночью, когда Роуз упомянула пару женушек, которые шептались в церкви о бедах, что ожидают рынок на предстоящей неделе, он улыбнулся и сказал:

– Смею думать, что все утрясется.

Говорить другое не было смысла.

Иногда Уильям дивился всеобщей взаимосвязи вещей. Но он никогда не задумывался об Аляске. Утром, сидя в брокерской конторе, он прочел телеграмму, которая выглядела вполне безобидно. Немецкие евреи Гуггенхаймы, могущественное семейство горнодобытчиков, собрались осваивать на Аляске огромные залежи меди. Хорошее дело, сказал бы иной. Но Уильям, едва прочел, воскликнул:

– Все пропало!

Не так давно небольшая компания спекулянтов уже решила скупить медный рынок. Он знал участников. Меди было мало, и цены росли. Об этих чертовых рудниках на Аляске никто не слышал ни единого слова. Спекулянты позаимствовали у треста «Никербокер» целое состояние для скупки меди, но теперь, когда Гуггенхаймы смогут поставлять ее в огромных количествах, цены обрушатся. Спекулянтов ждал неизбежный крах.

И цены обрушились; на это понадобилось всего два часа. Уильям отправился в трест. Не успел он переступить порог, как один из директоров шепнул ему:

– «Никербокер» только что запросил ссуду и получил отказ.

Ну вот и все. Кредит «Никербокера» был аннулирован.

Рынок застонал. Рынок грохнулся в обморок. Акции падали весь день. Уильям не сомневался, что трест «Никербокер» с минуты на минуту лопнет. А после этого…

В середине дня один из партнеров принес неожиданные новости:

– Морган попытается спасти тресты!

– Джек Морган в Лондоне, – возразил Уильям. – Вряд ли он что-нибудь сделает оттуда.

– Не Джек! Старый Пирпонт. Он заказал частный поезд из Виргинии. Он здесь уже с прошлого вечера.

– Но он же ненавидит тресты и презирает нас всех!

– Да, но с ними связаны такие деньги, что он считает ситуацию безвыходной. Если они лопнут, то рухнет все.

Лучик надежды? Уильям усомнился в этом. Даже Юпитер-громовержец едва ли сдвинет эту чудовищную гору безнадежных долгов.

Но это была единственная надежда. Вечером, когда Роуз тревожно спросила, что происходит, он лихо улыбнулся и ответил:

– Морган собирается все уладить.

Незачем устраивать панику в собственном доме. Этого он всяко не вынесет.

Во вторник утром у здания треста «Никербокер» собралась толпа. Вскоре полицейский выстроил ее в благопристойную очередь. Люди ждали новостей. Они жаждали утешения. Они хотели вернуть свои деньги. Внутри шерстили книги представители Моргана.

Когда пришло время ланча, Уильям пошел прогуляться по Бродвею. Дойдя до Боулинг-Грин, он миновал конторы двух знаменитых пароходств – «Кунард» и «Уайт стар». Сойдя на причал, он устремил взгляд на видневшийся вдалеке Эллис-Айленд.

Скоро ли он окажется без гроша, как эти нищие чертяки, прибывающие изо дня в день?

Бедным, как итальянский крестьянин? Нет, не совсем. Его родители, конечно, присмотрят за женой и детьми. Наверное, и бабушка чем-то поможет. Но это будет непросто. Бо́льшая часть ее денег находится в доверительной собственности, которая перешла к Тому. Ждали своей доли в наследстве и две сестры Тома. «Роллс-ройса» не станет, как и жемчугов жены. Бог знает, куда они переедут.

Как отнесется к этому Роуз? Она по-своему любила его, но вышла замуж за определенный образ жизни. Уберите деньги – и что это будет за брак? Он искренне не знал. Те евреи-беженцы и итальянцы-крестьяне, что прибывали на Эллис-Айленд, по крайней мере, обзаводились семьями в такой же нищете. Им некуда было двигаться, кроме как вверх. В известном смысле они были свободны.

Почти забавно, если вдуматься. Он был богат всю жизнь, но жил в камере огромной тюрьмы по имени «Виды на Будущее». И выйти из нее он не мог.

Впрочем, был один выход. Можно замести следы, отправиться в пароходство «Уайт стар» и купить билет до Лондона. Сказать, что уезжает по делам. Не обязательно даже первым классом. Никто не узнает. А потом, где-нибудь посреди Атлантики и под покровом ночи, тишком прыгнуть за борт. Не самый плохой конец. Без всяких неприятностей для окружающих.

С какой он простится жизнью? Был ли он счастлив? По-настоящему – нет. Любил ли свой дом? Не особенно. Вот «роллс-ройс» он любил, это точно. Но что он в нем любил? Его дороговизну, серебряный корпус, красные кожаные сиденья, восторг и зависть, которые тот вызывал? Нет. Двигатель. Вот что его возбуждало. Его работа, его красота. Он был бы не менее счастлив, будучи бедным механиком.

Человек, построивший этот «роллс-ройс», был везунчиком. Этот малый занимался любимым делом и превосходно справлялся.

«А сам я занимаюсь любимым делом? – спросил он себя. – Не скажи. Может быть, хорошо с ним справляюсь? В лучшем случае – посредственно». А сейчас он потерпел полный и окончательный крах. И что он чувствует? Стыд, унижение, возможно – нелюбовь. И сильный, очень сильный страх.

К тому моменту, когда Уильям вернулся на Уолл-стрит, новости уже подоспели. Люди Моргана пришли к выводу, что трест безнадежен. «Никербокер» лопнул. У других трестов, включая его собственный, выстраивались очереди. Люди изымали свои капиталы.

Партнеры уже решили, как быть в таком случае: выдавать деньги как можно медленнее. Процесс уже шел полным ходом, когда он появился в офисе. День, может быть, продержатся, но что потом? Уильям понятия не имел. Он понаблюдал за очередью. Она продвигалась медленно, но неотвратимо, как река. Даже Пирпонт Морган не в силах остановить реку.

Вечером, обедая дома, он бодро улыбался родным. Да, на Уолл-стрит возникла небольшая сумятица, признался он детям. Они услышат об этом и в газетах прочтут, но скоро все закончится.

– Основы рынка надежны, – заверил он всех. – Быть может, это отличное время, чтобы покупать.

На следующий день люди пришли на заре и встали у трестов лагерем в надежде получить деньги вперед остальных. Тем временем тресты искали наличность. Едва учреждения открылись, они отправились к брокерам, требуя вернуть долги. Когда Уильям вошел в свою брокерскую контору, ему доложили:

– Нам повезет, если выстоим день. Завтра нам конец.

Уильям покинул здание. Больше делать было нечего. Он скорбно уставился в небо. Оно было пасмурным и жутким. Желая побыть один, он повернулся, чтобы снова пройтись до Боулинг-Грин.

Но отошел совсем немного, когда с ним поравнялся клерк из треста. Он был сам не свой.

– Скорее! – крикнул он. – Сэр, помощь близка!

У президента Теодора Рузвельта были причины подозрительно относиться к Нью-Йорку. Десять лет назад он взял на себя труд реформировать его коррумпированную полицию. Он также оценил могучие промышленные империи, которые строил Дж. П. Морган, и увиденное ему не понравилось. Слишком большая экономическая мощь в немногих руках. Избранный губернатор штата Нью-Йорк, а в дальнейшем – вице-президент, после убийства президента Мак-Кинли он неожиданно, будучи в возрасте сорока двух лет, попал в Белый дом, откуда продолжил выступать против засилья Уолл-стрит. Правда, Рузвельт глубоко уважал самого Пирпонта Моргана.