Эдвард Резерфорд - Нью-Йорк

– Если хотите спасти его, мисс Абигейл, то держитесь крепче.

Она не успела понять, что происходит, как они уже очутились на Бивер-стрит. При виде толпы возчик и не подумал замедлить ход – он направил повозку прямо на нее, и люди бросились врассыпную. Отец Абигейл так и стоял на крыльце. Недруги успели намазать ему грудь и спину и собирались перейти к ногам. Они удивленно подняли глаза на неожиданную помеху.

– Прекратить! – гаркнул возчик. Он явно ждал повиновения.

Человек, державший просмоленную кисть, заколебался, но его товарищ, у которого было ведро, выругался и возразил:

– Это шпион тори, черт его подери!

Кнут возчика взвился так быстро, что Абигейл едва заметила. В следующую секунду человек с ведром взвыл от удара по руке и выронил ношу, так что деготь растекся по ступеням.

– Вздумал спорить со мной? – осведомился возчик.

– Нет, Чарли, – ответил человек с кистью. – Мы не спорим.

– Добро, – кивнул Чарли Уайт. – Тута дом Джеймса Мастера, офицера-патриота, и он под охраной. Любой, кто тронет его обитателей… – Заканчивать ему не пришлось.

– Порядок, Чарли, – согласился человек с кистью. – Как скажешь. Пошли, ребята!

И он увлек своих людей на улицу.

Чарли оглядел толпу и раздумчиво щелкнул кнутом поверх голов. Зеваки начали расходиться.

– Вам лучше заняться вашим батюшкой, мисс Абигейл, – негромко сказал Чарли и подал ей руку.

Когда она взошла на крыльцо, повозка уже покатила прочь. Он не обернулся.

После этого их не трогали, хотя отец был крайне удивлен заступничеством Чарли Уайта. Два дня спустя Абигейл, заметив Чарли на улице, остановила его и сказала:

– Отец хочет поблагодарить вас.

Но Чарли покачал головой.

– Дело не в нем, – ответил он грубо и отвернулся.

А через месяц, слава богу, вернулся Джеймс, ужасно довольный собой. Генерала Хау с его красномундирниками заставили покинуть Бостон и отступить в Новую Шотландию. А Джеймса Вашингтон произвел в капитаны. Но Абигейл навсегда запомнила отцовское унижение, а потому все больше переживала за родных. Однажды Джеймс беззаботно спросил:

– Ну как, Эбби, ты теперь тори или патриотка?

Она же вместо ответа сказала:

– По-моему, Уэстон простудился. Пусть посидит сегодня дома.

Иногда бывало трудно понять, кто правит Нью-Йорком. Королевский губернатор и старая ассамблея превратились в мертвую букву [36] Мертвая буква – это словосочетание, обозначающее законы, правила или инструкции, которые еще формально существуют, но не соблюдаются или не выполняются. . Как правило, действовал патриотический Провинциальный конгресс под руководством представителей старой элиты – того же Ливингстона. Нью-Йоркский конгресс остался на умеренных позициях и продолжал надеяться на урегулирование. Однако на улицах Нью-Йорка все решалось сынами свободы.

Подготовка к войне шла своим чередом. Хотя британцы окопались в Новой Шотландии, все понимали, что они вернутся. Патриотические войска прибывали, и сыны свободы ликовали, расселяя их в брошенных лоялистами домах. Королевский колледж, бывший оплот тори, практически превратился в казармы. На выгоне за домом Чарли Уайта раскинулось море палаток. Когда Чарли Уайт и его люди потребовали направить всех незанятых мужчин на строительство вдоль реки земляных валов, то даже Джон Мастер после недолгих пререканий согласился отрядить Соломона.

– Если тебе от этого полегчает, – сказал ему Джеймс, – то генерал Ли не верит, что мы удержим город. Британские корабли могут войти в бухту и разнести нас в клочья, если захотят. Но он считает, что сперва мы должны дать чертовски хороший бой.

– А Вашингтон? – спросил отец.

– Он приказывает стоять до конца.

Придя в настроение чуть приподнятое, Джон сообщил Абигейл:

– Говорят, что Провинциальный конгресс покинет город, как только появятся британские корабли.

– Куда же они пойдут?

– Наверно, в Уайт-Плейнс. Это двадцать пять миль на север, – усмехнулся он. – Оттуда, я думаю, они могут запросто податься куда угодно.

В середине июня от Альбиона пришло очередное письмо, которое на сей раз доставило торговое судно из Вест-Индии. Он подробно расписал выступившую армаду и парой слов обмолвился о британских военачальниках: главнокомандующим был генерал Хау, а флот возглавил его брат адмирал Хау. Альбион также назвал генерала Клинтона, чье детство прошло в Нью-Йорке, – знающего военного, и Корнуоллиса – тоже грамотного, но вздорного. Он сообщил Мастеру и кое-что любопытное. Братьям Хау была обещана огромная сумма за мирный договор на приемлемых условиях. «Получается, что они стремятся сразу и к миру, и к войне».

Писал ли я Вам о другом забавном обстоятельстве: о том, что братья Хау состоят в родстве с королем? Так вышло потому, что у прадеда короля была незаконнорожденная сводная сестра, с которой тот был настолько близок, что взял и в любовницы. Так оно или нет, эта леди вышла замуж, а ее дочь, ставшая леди Хау, произвела на свет наших генерала и адмирала. Король любит их и называет кузенами. Так что эту американскую экспедицию вполне можно считать семейным делом.

В письме Альбион уверял Мастера, что столь мощные силы обеспечат стремительную победу, а в Англии почему-то бытовало мнение, что колонисты слишком изнеженны для боев. Письмо заканчивалось удивительным известием:

Я должен сказать еще, что в этих войсках служит и мой сын Грей. Не вняв моим доводам, он вынудил меня купить ему офицерский патент. Я молюсь о его здравии и надеюсь, что он изыщет возможность увидеться с Вами. Кто знает – быть может, он даже будет служить бок о бок с Джеймсом.

Абигейл, когда отец показал ей это письмо, прочла его с некоторым удивлением.

– Похоже, папа, – заметила она, – мистер Альбион не знает, что Джеймс сделался патриотом. Но ты ведь писал ему с тех пор – неужели не сказал?

– Забыл, должно быть, – улыбнулся он грустно. – Я надеялся, что Джеймс передумает.

– Ох, папа, – сказала она, целуя его.

В последнюю неделю июня у Джеймса с отцом состоялся разговор, который наполнил Абигейл гордостью за обоих.

Филадельфийский Континентальный конгресс заседал с мая, на нем обсуждалась общая декларация о причинах нынешних действий и намерениях в будущем. Когда все тринадцать колоний были призваны послать своих делегатов, Нью-Йоркский конгресс подчинился, но без большого энтузиазма. Но как оказалось, на обсуждение съехались не буйные радикалы, а здравомыслящие купцы, фермеры и юристы, многие из которых имели личные связи с Британией. Опять же многие были выпускниками лучших американских университетов – Гарварда, Вильгельма и Марии, Йеля, а также колледжа Нью-Джерси в Принстоне. Один джентльмен с Юга получил образование у иезуитов во Франции. Но три делегата закончили шотландские университеты – Эдинбургский и Сент-Эндрюсский; еще двое были выпускниками Кембриджа, один – Оксфорда, а шестеро так или иначе учились в Англии. Там был и Бен Франклин, бывший империалист, проживший в Англии почти все последние двадцать лет.