Дэвид Митчелл - Простые смертные

Ну и довольно с меня. У меня и так было целых два года любви, подаренной хорошей, доброй женщиной.

А Чизмен между тем уже третий год торчал в аду, считая дни.

Через некоторое время мимо меня со стороны Калдидалур-роуд проскрежетала вереница полноприводных джипов. А я все сидел на валуне, хоть мне, пожалуй, было уже холодновато. Туристы с удивлением смотрели на меня сквозь заляпанные грязью окошки; из-под шин джипов так и летели камни и пыль. Наверху было ветрено, у меня в ушах свистел ветер, желудок мой страстно жаждал горячего чая и… А больше, пожалуй, ничего. Вокруг расстилался какой-то сверхъестественно мрачный пейзаж, и я, так сказать винтажный писатель, решил оросить местную микрофлору содержимым своего мочевого пузыря. Возле дорожного указателя лежала целая груда камней, собранных, похоже, за долгие века. Почувствуй себя совершенно свободным, загадай желание и прибавь к этой груде камней еще один, наставлял меня Орвар, но не вздумай взять камень из кучи – оттуда может выскользнуть чужой дух, который проклянет и тебя, и весь твой род. И здесь эта угроза казалась отнюдь не такой странной, как тогда, в Рейкьявике. На востоке, за ближними холмами, виднелась кромка ледника, похожая на отбеленные водой и ветрами кости кита. Те немногочисленные ледники, которые мне доводилось видеть прежде, казались просто грязными пальцами ледяного чудовища, недостойными даже собственного имени, но этот ледник по имени Лангьокул был поистине гигантским … Казалось, к земле склонилась в поцелуе голова некой иной, ледяной, планеты. Еще в Хемстеде я прочитал, что героям исландских саг обычно выпадает участь изгоев, и представлял себе этаких довольно веселых Робин Гудов в мехах; однако in situ [205] На месте ( лат .). я убедился, что жизнь изгоя в Исландии – это, по сути дела, смертный приговор. Лучше уж попробовать как-то пробиться в жизни. Я положил свой камень в общую кучу и, подойдя поближе, заметил, что кто-то оставил там также несколько монет. Внизу, на уровне моря, я бы, пожалуй, не вел себя так глупо, но тут я невольно вытащил портмоне, извлек оттуда пару монет…

…и заметил, что из кармашка пропала сделанная на паспорт фотография: я, Джуно и Анаис. Нет, это же просто невозможно! Однако пустое пластиковое окошечко настаивало: фотография исчезла.

Но как? Я носил ее с собой много лет, с тех пор, как Зои подарила мне это портмоне. Это было еще в те времена, когда мы, как все цивилизованные люди, вместе праздновали Рождество. Фотография была сделана за несколько дней до Рождества в фотобудке на станции метро «Ноттинг-Хилл». Мы с девочками просто решили убить время, поджидая Зои, а потом собирались все вместе пойти в итальянский ресторан на Москоу-роуд. Джуно, помнится, еще сказала, что вроде бы некоторые племена, живущие в джунглях Амазонии или где-то еще в этом роде, верят, что фотография способна украсть частицу твоей души, на что Анаис ответила: «Ну, значит, эта фотография украдет все три наши души». И с тех пор я всегда носил фотографию с собой. Она никак не могла выскользнуть из кармашка. Я, конечно, вытаскивал портмоне – например, в туристическом центре в Тингвеллире, чтобы купить открытки и воду, – но наверняка сразу заметил бы, если бы фотография исчезла. Не то чтобы это была страшная беда, но я, тем не менее, очень огорчился. Ведь тот снимок ничем нельзя было заменить. И он действительно вобрал в себя наши души. Возможно, впрочем, фотография еще найдется в машине… просто упала на пол возле ручки тормоза или…

Пока я сползал вниз по склону, зазвонил телефон и сообщил: НОМЕР НЕИЗВЕСТЕН. Я включил связь.

– Да?

– Добрый день… мистер Херши?

– Кто это?

– Это Ники Барроу из министерства юстиции, пресс-атташе Доминика Фицсиммонса. Мистер Херши, у министра есть кое-какие новости относительно Ричарда Чизмена… Вам удобно сейчас говорить?

– Э-э… да-да, конечно. Прошу вас.

Меня попросили подождать – в голове у меня так и крутились чертовы «Огненные колесницы» Вангелиса! [206] Вангелис (Эвангелос Одиссеас Папафанассиу) (р. 1943) – греческий композитор, один из первых исполнителей электронной музыки. – и я ждал, покрываясь то горячим, то холодным потом. «Друзья Ричарда Чизмена» давно уже пришли к выводу, что наш союзник из Уайтхолла о нас попросту позабыл. Сердце мое готово было выпрыгнуть из груди: это должны были быть либо самые лучшие новости – например, возможность репатриации, – либо самые худшие: какой-нибудь «несчастный случай» в тюрьме. Черт побери, мой телефон, оказывается, был почти разряжен, осталось всего восемь процентов. Скорей! Теперь уже семь процентов. Наконец послышался звучный голос Фицсиммонса: «Передайте ему, что я буду там в пять и проголосую», затем он обратился уже ко мне:

– Привет, Криспин, ну как ты?

– Не могу пожаловаться, Доминик. У тебя, по-моему, есть какие-то новости?

– Действительно есть: в пятницу Ричард возвращается в Соединенное Королевство. Мне примерно час назад звонил колумбийский посол – он после ланча связывался с Боготой. И поскольку согласно нашей системе правосудия Ричард имеет право на условно-досрочное освобождение, его должны выпустить к Рождеству при условии, что у него все будет чисто и он не будет замышлять никаких неблаговидных поступков.

Я испытывал самые разнообразные чувства, но решил сосредоточиться на позитиве.

– Слава богу! Огромное тебе спасибо! Насколько это определенно – насчет его возвращения?

– Ну, если исключить возможность того, что до понедельника отношения между правительствами двух стран могу испортиться, то вполне определенно. Я постараюсь обеспечить Ричарду особый статус – его мать и сестра живут в Бредфорде, так что власти, возможно, вполне устроит Хетфилд, открытая тюрьма в Южном Йоркшире. По сравнению с нынешней дырой – рай. А уже месяца через три ему разрешат на уик-энды уезжать домой.

– Слов нет, так приятно это слышать! Я очень тебе благодарен.

– Да, это вполне приличный результат. Тот факт, что я знал Ричарда по Кембриджу, с одной стороны, означал, что я внимательно слежу за его делом, а с другой – что у меня связаны руки. По той же самой причине я попрошу тебя никому не сообщать мое имя в социальных сетях, хорошо? Просто скажи, что тебе позвонил кто-то из министерских секретарей. Пять минут назад я разговаривал с сестрой Ричарда и попросил ее о том же. Слушай, мне нужно спешить – меня ждут на Даунинг, десять. Мои наилучшие пожелания вашей группе. А тебе – удачи в твоих профессиональных занятиях. Знаешь, Криспин, Ричарду очень повезло, что именно ты защищал на поле его угол, когда всем остальным было наплевать.

На последние два процента зарядки я послал поздравления Мэгги, сестре Ричарда, и попросил ее позвонить Бенедикту Финчу в «Piccadilly Review». Собственно, всю кампанию в СМИ вел как раз Бен. Результат был именно тот, которого мы и добивались всеми возможными способами – строили заговоры, льстили, умоляли, – однако радость моя тут же начала гаснуть. Все-таки именно я совершил то гнусное, непростительное злодеяние, из-за меня Ричард Чизмен оказался в тюрьме, но никто об этом даже не подозревает. «Ты мерзкий клятвопреступник и трус», – сказал я, обращаясь к исландскому безмолвию. Холодный ветер вздымал черную пыль; он делал так и прежде и будет делать это всегда. Я собирался попросить у груды камней исполнения одного своего заветного желания, но то мгновение уже миновало. Что ж, придется удовлетвориться тем, что есть. Большего я, видно, и не заслуживаю.