Джозеф Кутзее - Детство Иисуса

Он хочет сказать, со своей стороны , что жизнь здесь, на его вкус, слишком спокойна, слишком лишена взлетов и падений, драмы и напряжения, – слишком похожа, вообще-то, на музыку из радиоприемника. Anodina – так это, кажется, будет по-испански?

Он вспоминает, как спросил однажды у Альваро, почему по радио не бывает новостей. «Новостей о чем?» – уточнил Альваро. «О том, что происходит в мире», – ответил он. «Ой, – сказал Альваро, – а что-то происходит?» Как и прежде, он заподозрил иронию. Но нет, нисколько.

Альваро не применяет иронию. Элена тоже. Элена – интеллигентная женщина, но она не видит в мире двойственности, никакой разницы между тем, чем вещи кажутся, и тем, что они есть. Интеллигентная и к тому же милая женщина, которая из скуднейших материалов – шитья, уроков музыки, домашних дел – собрала себе новую жизнь, жизнь, в которой, как она утверждает, – справедливо ли? – всего хватает. То же и с Альваро и грузчиками: у них нет тайных желаний, которые он мог бы уловить, нет нужды в другой жизни. Он один – исключение, неудовлетворенный, белая ворона. Что с ним не так? Это, как говорит Элена, просто старый способ мышления и чувствования, что еще не отмер в нем, но уже корчится в последних судорогах?

Всему здесь не хватает положенного веса – вот что он хотел бы в конце концов сказать Элене. Музыке, которую мы слышим, не хватает веса. Нашим занятиям любовью не хватает веса. Нашей пище, нашей унылой диете из хлеба, не хватает вещественности – не хватает вещественности животной плоти, со всей тяжестью кровопролития и жертвы, стоящей за ней. Самым словам нашим не хватает веса, эти испанские слова – они не от души.

Музыка подходит к изящному завершению. Он встает.

– Мне пора, – говорит он. – Помнишь, как ты недавно сказала мне, что не страдаешь воспоминаниями.

– Да?

– Да, сказала. Когда мы смотрели футбол в парке. Так вот, я – не как ты. Я страдаю воспоминаниями – или их тенями. Я знаю, мы все должны быть очищены, попав сюда, это правда, и у меня самого репертуар небогат. Но тени все равно не уходят. От этого я и страдаю. Только слово «страдать» я не применяю. Я держусь за них – за эти тени.

– Это хорошо, – говорит Элена. – Всякие люди бывают.

Фидель и Давид вбегают в комнату, они раскраснелись и пышут жизнью.

– У нас есть печенье? – спрашивает Фидель.

– В банке на буфете, – говорит Элена.

Мальчики исчезают в кухне.

– Вам хорошо? – кричит Элена.

– Угу, – говорит Фидель.

– Это хорошо, – говорит Элена.

– Как продвигаются занятия музыкой? – спрашивает он у мальчика. – Тебе нравится?

– Угу. Знаешь, что? Когда Фидель вырастет, он собирается купить себе малюсенькую скрипочку, – показывает, какую: всего-навсего две ширины ладони, – и клоунский костюм, и будет играть на скрипке в цирке. Можно мы пойдем в цирк?

– Когда цирк приедет в город, пойдем – все вместе. Можем позвать Альваро и, может, Эухенио.

Мальчик надувает губы.

– Не хочу, чтоб Эухенио с нами шел. Он про меня говорит нехорошо.

– Он сказал всего лишь, что в тебе дьявол, а это просто так говорится. Он имел в виду, что в тебе есть искра, которая помогает тебе в шахматах. Бесенок.

– Мне он не нравится.

– Ладно, Эухенио не позовем. А чему ты учишься на уроках музыки, кроме гамм?

– Пению. Хочешь, спою?

– Конечно. Я не знал, что Элена учит пению. Одни сюрпризы с ней.

Они едут в автобусе в пригород. Хотя рядом еще несколько пассажиров, мальчик не стесняется петь. Чистым детским голосом он выводит:

– Все. Это по-английски. Можно я выучу английский? Не хочу больше говорить на испанском. Терпеть не могу испанский.

– Ты очень хорошо говоришь по-испански. И поешь красиво. Может, станешь певцом, когда вырастешь.

– Нет. Я буду фокусником в цирке. Что означает «wer reitet so»?

– Не знаю. Я ж не говорю по-английски.

– Можно мне в школу?

– Придется тебе немного подождать – до следующего дня рождения. Тогда пойдешь в школу вместе с Фиделем.

Они сходят на остановке с вывеской «Terminal» , откуда автобус едет обратно. На карте, которую он взял на автобусной станции, показаны маршруты и дороги в холмы; он собирается идти по вьющейся тропинке, ведущей к озеру, рядом с которым на карте поставлена звездочка, означающая живописный вид.

Они сходят с автобуса последними, и по тропе, кроме них, никто не гуляет. Места вокруг пустынны. Хотя с виду земля здесь плодородна и обильно зеленеет, нигде нет и следа человеческого жилья.

– Как здесь мирно, за городом! – говорит он мальчику, хотя, по правде сказать, эта пустота кажется ему скорее заброшенной, нежели мирной. Лучше б здесь были животные – коровы, овцы или свиньи, занятые своими делами, – он мог показать их мальчику. Да хоть бы кролики.

Время от времени они видят летящих птиц, но так далеко и высоко в небе, что не различить, что это за птицы.

– Я устал, – объявляет мальчик.

Он всматривается в карту. Они на полпути к озеру, прикидывает он.

– Я тебя понесу немного, – говорит он, – пока к тебе не вернутся силы. – Он закидывает мальчика на плечи. – Пой, как только увидишь озеро. Оттуда поступает вода, которую мы пьем. Пой, когда увидишь. Вообще-то давай пой, если увидишь любую воду. Или местных жителей.

Они идут дальше. Но либо он неверно понял карту, либо сама карта с ошибкой: после того как тропа резко забирает в гору, а потом так же круто спускается, она внезапно заканчивается у кирпичной стены и ржавых ворот, затянутых плющом. Рядом с воротами – побитая погодой табличка, нарисованная краской. Он раздвигает плющ.

– «La Residencia» , – читает он.

– Что такое резиденция? – спрашивает мальчик.

– Резиденция – это дом, большой дом. Но вот эта резиденция может оказаться просто развалиной.

– Можно посмотреть?

Они дергают ворота, но те не поддаются. Только они собираются уходить, как ветерок едва доносит до них смех. Они идут на звук, проламываясь сквозь густой подлесок, и добираются до места, где кирпичная стена сменяется высоким забором из проволочной сетки. По ту сторону забора – теннисный корт, а на корте – трое игроков: двое мужчин и женщина. Они одеты в белое, на мужчинах – рубашки и брюки, на женщине – длинная юбка, блузка с поднятым воротом и кепка с зеленым козырьком.

Мужчины высокие, широкоплечие, узкобедрые; похоже, они братья, может, даже близнецы. Женщина играет вместе с одним против другого. Все трое – опытные игроки, это сразу видно: умелые и легконогие. Играющий в одиночку особенно хорош – он без усилий справляется с двоими.

– Что они делают? – спрашивает мальчик.