Джозеф Кутзее - Детство Иисуса

Женщины – зрелище в порту редкое. Рабочие поглядывают с любопытством на расстроенную даму с растрепанными волосами, в городской одежде.

Постепенно они с Альваро вытягивают из нее всю историю. Очередь в Асистенсию была долгой, мальчик маялся, сеньор Дага оказался там, предложил купить мальчику мороженое, а потом не успела она оглянуться, как их обоих не стало, словно исчезли с лица земли.

– Но как вы могли отпустить его с таким человеком? – негодует он.

Она отметает вопрос, решительно тряхнув головой.

– Взрослеющему мальчику нужен в жизни мужчина. Не может же он все время быть с матерью. И я решила, что он приятный мужчина. Я думала, он искренен. Давида зачаровала его сережка. Он тоже хочет сережку.

– Вы сказали, что купите ему такую?

– Я сказала ему, что он может носить сережку, когда подрастет, не сейчас.

– Я вас оставлю потолковать, – говорит Альваро. – Позовете, если понадоблюсь.

– А вы-то как это допустили? – спрашивает он, когда они остаются одни. – Как вы могли доверить ребенка этому человеку? Может, вы что-то недоговариваете? Может, он и вас зачаровал – золотыми серьгами и голыми дамами в авторучках?

Она делает вид, что не слышит.

– Я ждала-ждала, – говорит она. – А потом поехала на автобусе домой – подумала, может, они вернулись туда. Но я их там не нашла, позвонила брату, он сказал, что свяжется с полицией, но потом перезвонил и сказал, что полиция не поможет, потому что я… потому что у меня нет нужных бумаг на Давида.

Она умолкает, пристально смотрит вдаль.

– Он мне сказал… – говорит она, – он сказал мне, что подарит мне дитя. Он не говорил мне… он не сказал мне, что дитя у меня заберет. – Тут она вдруг принимается беспомощно рыдать. – Он не сказал мне… он не сказал…

Его гнев не угасает, но сердце все равно рвется к ней. Не обращая внимания на грузчиков, он обнимает ее. Она плачет у него на плече.

– Он не сказал мне…

Он сказал мне, что подарит мне дитя . С ума сойти.

– Пойдемте, – говорит он. – Пойдемте, где уединенно. – Он заводит ее за сарай. – Послушайте меня, Инес. Давиду ничто не угрожает, я уверен. Дага не посмеет ничего с ним сделать. Возвращайтесь домой и ждите там. Я выясню, где живет Дага, и навещу его. – Он умолкает. – Что он имел в виду, сказав, что подарит вам дитя?

Она высвобождается из его объятий. Плач утихает.

– А что, по-вашему, это может значить? – спрашивает она, в голосе слышится жесткость.

Полчаса спустя он уже в Центре переселения.

– Мне срочно нужны кое-какие данные, – говорит он Ане. – Вы знаете человека по имени Дага? Ему за тридцать, носит сережку. Недолго поработал в доках.

– Почему вы спрашиваете?

– Потому что мне надо с ним поговорить. Он забрал Давида у его матери и скрылся. Если вы мне не поможете, придется обратиться в полицию.

– Его зовут Эмилио Дага. Его все знают. Он живет в Городских кварталах. По крайней мере, там зарегистрирован.

– Где именно в Городских кварталах?

Она уходит в картотечное хранилище и возвращается с клочком бумаги, на котором адрес.

– Когда в следующий раз зайдете, – говорит она, – расскажите, как вы нашли его мать. Я бы хотела знать, если у вас будет время.

Городские кварталы – самый вожделенный комплекс, обслуживаемый Центром. Адрес, выданный Аной, – квартира на верхнем этаже главного корпуса. Он стучит. Дверь открывает привлекательная молодая женщина, густо накрашенная, ее покачивает на высоких каблуках. Вообще-то и не женщина совсем – он сомневается, есть ли ей и шестнадцать.

– Я ищу человека по имени Эмилио Дага, – говорит он. – Здесь ли он?

– А то, – говорит девушка. – Заходите. Вы за Давидом пришли?

Внутри все пахнет табачным перегаром. Дага, облаченный в хлопковую футболку и джинсы, босой, сидит лицом к большому окну с видом на город и закат. Он разворачивается на стуле, приветственно вскидывает руку.

– Я пришел за Давидом, – говорит он.

– Он в спальне, смотрит телевизор, – говорит Дага. – Вы дядя? Давид! Твой дядя пришел!

Мальчик выбегает из соседней комнаты очень воодушевленный.

– Симон, иди, смотри! Это Мики-Маус! У него собака по имени Платон, он ведет поезд, а индейцы стреляют по нему стрелами. Скорей!

Он не обращает внимания на мальчика, говорит Даге:

– Его мать с ума сходила от беспокойства. Как вы могли так поступить?

Он никогда не видел Дагу так близко. Неукротимая шевелюра, копна золотых кудрей оказывается грубой и сальной. В футболке дыра под мышкой. К своему удивлению, он Даги не боится.

Дага не встает.

– Успокойтесь, viejo, – говорит он. – Мы прекрасно провели время. Потом малец поспал. Спал как бревно, словно ангел. А теперь смотрит детскую программу. Что за беда?

Он не отвечает.

– Давид, идем! – говорит он. – Нам пора. Попрощайся с сеньором Дагой.

– Нет! Я хочу смотреть Мики-Мауса!

– В другой раз посмотришь Мики, – говорит Дага. – Честно. Мы его придержим специально для тебя.

– А Платона?

– И Платона. И Платона мы тоже придержим, правда, милая?

– А то, – говорит девушка. – Мы запрем его в мышиный ящик до следующего раза.

– Пошли, – говорит он ребенку. – Твоя мама ужас как изволновалась.

– Она мне не мама.

– Конечно, мама. Она тебя очень любит.

– Кто она, юноша, коли не мама? – спрашивает Дага.

– Она просто дама. У меня нет мамы.

– Есть у тебя мама. Инес твоя мама, – говорит он, Симон. – Давай руку.

– Нет! У меня нет ни мамы, ни отца. Я просто есть.

– Чепуха. У нас у всех есть мама. И у всех есть отец.

– У тебя есть мама? – спрашивает мальчик у Даги.

– Нет, – говорит Дага. – И у меня нет мамы.

– Видишь! – торжествующе говорит мальчик. – Я хочу с тобой остаться, я не хочу к Инес.

– Иди сюда, – говорит Дага. Мальчик трусит к нему. Дага сажает его к себе на колени. Мальчик прижимается к его груди, сует большой палец в рот. – Хочешь со мной остаться? – Мальчик кивает. – Хочешь жить со мной и Фрэнни, втроем? – Мальчик кивает. – Тебе нормально, милая, если Давид будет жить с нами?

– А то, – говорит девушка.

– Он не может выбирать, – говорит он, Симон. – Он всего лишь ребенок.

– Вы правы. Он просто ребенок. Должны решать его родители. Но, как вы слышали, у него нет родителей. Как же мы поступим?

– У Давида есть мать, которая его любит не меньше любой матери на свете. Я, хоть и не отец ему, тоже о нем пекусь. Пекусь о нем, опекаю его и попечительствую ему. Он пойдет со мной.

Дага выслушивает эту краткую речь молча, а затем, к его удивлению, улыбается ему – довольно приятно улыбается, обнажая превосходные зубы.

– Это хорошо, – говорит он. – Забирайте его к его даме-маме. Скажите, что ему было хорошо. Скажите, что со мной ему ничто не угрожает. Тебе же со мной ничто не угрожает, да?