Филиппа Грегори - Дочь кардинала

– Сюда, – говорит королева, и слуга берет ее коня и отводит вниз по холму, немного в сторону от города, в небольшой монастырь, где мы сможем расположиться на ночлег и поспать. Мы въезжаем в небольшую конюшню, и мне наконец помогают спешиться, и, когда подо мной подгибаются ноги, служка провожает меня в гостевой домик, в котором стоит низенькая складная кровать, заправленная жесткими чистыми простынями.

Как только рассвело, нам стали докладывать об обстановке почти каждый час, но находясь всего в нескольких милях от места действий. Королева меряет шагами небольшой зал приората, в котором мы устроились на ночлег. Нам сообщают, что армия Эдуарда столкнулась с нашей у подъема в гору, причем у нас были гораздо более удачные позиции благодаря вовремя обнаруженному укрытию развалин старого замка Тьюксбери. Следующий гонец говорит, что Йорки успешно наступают под командой Ричарда, герцога Глостера во главе фланга, и Эдуарда, ведущего центральные силы; они сражаются бок о бок с его братом Джорджем и другом Уильямом Гастингсом, замыкающим тылы, защищая их от неожиданного нападения.

Я задумываюсь, не захотела ли Изабелла последовать за мужем на поле сражения, может быть, сейчас она где-то рядом. Должно быть, она волнуется за меня, и мне даже кажется в моем исступленном от усталости и переживаний состоянии, что я ощущаю ее присутствие. Я выглядываю в окно, почти ожидая увидеть ее на дороге, подъезжающей ко мне. Мне кажется невероятным, что мы можем быть так близко, но не вместе. Королева смотрит на меня весьма холодно, и, когда мы узнаем, что Джордж руководит войсками, которые угрожают теперь нашим жизням, она тихо цедит сквозь зубы:

– Предатель!

Я ничем ей не отвечаю. Мне сейчас совершенно неважно, что моя сестра теперь жена предателя, мой враг, и что ее муж пытается убить моего мужа, и что она предала дело моего отца, за которое он отдал жизнь. Ничто из этого теперь не имеет для меня ни малейшего значения. Я по-прежнему не могу поверить в то, что моего отца больше нет в живых, что моя мать меня покинула, что сестра вышла замуж за человека, оказавшегося предателем, и сама стала предательницей. Но сложнее всего мне поверить в то, что я теперь одна, без Иззи, хоть она может быть всего в нескольких милях от меня.

Затем перестают приходить гонцы с вестями о битве. Никто не говорит нам о том, что происходит. Мы выходим в маленький садик, где монахи выращивают пряные и лекарственные травы, и тут до нас доносится ужасный грохот пушечных выстрелов, напоминающий гром летней грозы, но у нас нет никакой возможности понять, чьи пушки сейчас ведут огонь: наши или непонятным образом привезенные с собой Эдуардом во время этого невыносимо тяжелого и непостижимо быстрого марш-броска. Ему это вполне под силу, и тогда то, что мы слышим, – это залпы, которые артиллерия Эдуарда дает по нашим войскам, стоящим на холме выше противника.

– Герцог – опытный воин, – говорит королева. – Он знает, что делает.

Никто из нас не говорит вслух, что мой отец был куда более опытным полководцем, одержавшим победу почти во всех своих сражениях, но его воспитанник и ученик Эдуард его превзошел. Внезапно до нас доносится стук копыт несущегося во весь опор коня, и перед нашими глазами появляется всадник в цветах Бофортов. Мы подбегаем к открытым воротам. Всадник даже не намерен спешиваться, его лошадь гарцует на месте и взбивает дорожную пыль, ее бока покрыты пятнами пота, и она тяжело дышит.

– Милорд велел вам передать, если я выживу, что битва проиграна. Вот я здесь. Вам надо бежать.

Маргарита бросается к нему, уже протягивая руки к поводьям его лошади, но он опускает руку с хлыстом, не давая ей коснуться себя.

– Я не останусь. Я пообещал ему предупредить вас, и я это сделал. А теперь прощайте.

– Герцог?

– Бежал!

Она дрожит от напряжения.

– Что с герцогом Сомерсетом?

– Я вам ответил. Бежал, как лесной олень.

– Где Эдуард?

– Близко! – бросает он, разворачивает коня и пускает его вскачь по дороге. Из-под конских копыт взвивается пыль.

– Мы должны ехать, – произносит королева.

Я же не могу справиться с обрушившейся мне на плечи тяжестью поражения.

– Вы уверены? Разве нам не стоит подождать принца Эдуарда? Что, если этот человек ошибается?

– О да, я уверена, – язвительно отвечает она. – Я не первый раз бегу с поля боя и, возможно, не последний. Вели привести наших коней. Я пойду за вещами.

Она бросается в дом, а я бегу в конюшню и расталкиваю старого конюха, приказывая ему немедленно привести наших с королевой лошадей.

– Что случилось? – Его старое беззубое лицо расплывается в улыбке и покрывается сетью лучистых морщинок. – Не слишком ли горяча битва для вас, юная леди? Вы хотите ехать сейчас? А я думал, вы ждете часа, чтобы поехать, увенчанной победой.

– Выводи лошадей, – только и говорю ему я.

Я стучу в дверь сенника, пытаясь найти двух слуг, которые должны были нас охранять, и приказываю им готовиться к немедленному отъезду. Затем я бегу в свою комнату за плащом и перчатками для верховой езды. Я опускаюсь прямо на деревянный пол, чтобы натянуть высокие сапоги, и с трудом выхожу во двор, с одной перчаткой на моей руке, другой зажатой в пальцах. Но стоило мне крикнуть, чтобы коней подавали к мостику для посадки, как я слышу стук сотен копыт, приближающихся к воротам. Во двор влетает около пятидесяти всадников, и среди них я замечаю темноволосую кудрявую голову Ричарда, герцога Глостера, моего друга детства, воспитанника моего отца, брата Эдуарда Йоркского. Рядом с ним я сразу узнаю Роберта Бракенбери, его верного друга с самых юных пор. Наши с королевой охранники складывают оружие и снимают одежды с цветами Ланкастеров, словно бы радуясь этой возможности освободиться от того, что их связывало с красной розой и моим мужем, принцем Эдуардом: его символ – лебедь. Ричард подъезжает на своем огромном сером коне прямо ко мне. Я, словно мученица, так и стою на мостках для посадки, а он, кажется, ждет, что я сяду ему за спину. Его юное лицо непривычно угрюмо.

– Леди Анна, – произносит он.

– Принцесса, – тихо поправляю я его. – Я принцесса Анна.

Он снимает передо мной шляпу.

– Вдовствующая принцесса, – в свою очередь поправляет меня он.

Какое-то время смысл его слов остается для меня непонятным. Потом я покачиваюсь, и он протягивает мне руку, чтобы я не упала.

– Мой муж мертв?

Он кивает.

Я оглядываюсь в поисках его матери. Она все еще в монастыре. Она еще не знает. Ужас происходящего лишает меня способности думать. Мне кажется, что она умрет, узнав о гибели сына. Я не знаю, как ей об этом сказать.