Филиппа Грегори - Дочь кардинала

Мы не можем поехать к Джорджу и Изабелле, которые будут вне себя от ярости, когда узнают, что мы сегодня сделали, и я категорически отказываюсь возвращаться в гостевой домик при соборе Святого Мартина в плаще моей кухарки. В конце церемонии архиепископ Томас Буршье приглашает нас пожить в свой дом, предложив остаться там так надолго, как это будет нам удобно. Это его приглашение связывает его еще сильнее с нашим тайным браком, но Ричард унимает мое волнение, прошептав, что архиепископ никогда бы не взялся за проведение церемонии венчания, не имея на то личного согласия Эдуарда. В Англии сейчас все происходит только с согласия йоркского короля и одобрения его королевы. Выходит, хоть я и считала нас дерзкими влюбленными, тайно вступающими в брак по любви и вынужденными прятаться на время своего медового месяца, все было совсем не так. И никогда дела не обстояли таким образом. Я считала, что взяла управление своей жизнью в собственные руки, не ставя никого в известность о своих планах, но оказывается, что король и мой личный враг, сероглазая королева, знали обо всем с самого начала.

Настало наше лето, наше время. Каждое утро я открываю глаза навстречу солнечному свету, струящемуся в эркерное окно с видом на реку, и ощущаю теплое присутствие Ричарда, спящего рядом сном ребенка. Простыни смяты и скомканы после страстной ночи, чудесное, тонкой работы покрывало наполовину свесилось на пол, угли в камине превратились в пепел, потому что Ричард не позволял никому входить в нашу спальню, пока он сам не позовет. Это мое лето.

Теперь я начинаю понимать, откуда взялась рабская верность и послушание Изабеллы по отношению к Джорджу, как понятнее становится мне и страстное притяжение между королем и его королевой. Мне даже ясна смерть Жакетты, не вынесшей тоски по мужчине, за которого она вышла замуж по любви. Я узнала, что любовь к мужчине, который сделал мои интересы своими собственными, который дарил мне свою страсть свободно и с радостью и чье молодое, но уже покрытое шрамами тело лежало рядом со мной каждую ночь, способна изменить мою жизнь. До этого я уже была замужем, но никогда не знала ни ласки, ни игры, ни волнения, ни обожания. Я умела быть женой, но никогда не была любовницей и любимой. С Ричардом я стала женой и любовницей, другом и советчиком, партнером и компаньоном во всем, боевым товарищем и спутником по путешествиям. С Ричардом я из девушки превратилась в женщину, действительно стала женой.

– Что там с нашим разрешением? – спросила я его однажды утром, нехотя прерывая череду поцелуев Ричарда, который, кажется, собирался довести счет до пятисот.

– Ты меня отвлекаешь, – пожаловался он. – Каким разрешением?

– На наше венчание, от папы римского.

– А, ты об этом. Скоро будет. На это могут уйти целые месяцы, ты же сама знаешь. Я написал им письмо с просьбой о разрешении. Я скажу, когда придет ответ. Итак, на чем я остановился?

– На триста тридцать втором, – подсказываю я.

Его губы нежно касаются моей груди.

– Триста тридцать три, – произносит он.

Мы каждую ночь проводим вместе. Когда ему приходится бывать при дворе во время летних выездов в Кент, то он выезжает туда на рассвете вместе со своими друзьями Бракенбери, Луоэллом, Тайреллом и несколькими другими и с закатом возвращается обратно. Так он успевает увидеться с королем и вернуться ко мне. Он клянется, что никогда не допустит разлуки между нами, даже на одну ночь. Я жду его в большой гостевой зале Ламбетского дворца, рядом с накрытым к ужину столом, и, когда он входит, во все еще покрытой пылью одежде, мы садимся, и он ест, пьет и одновременно разговаривает со мной. Он рассказывает о том, что королева потеряла новорожденного ребенка и после его смерти стала тиха и грустна. Говорят, что Жакетта, мать королевы, скончалась в тот же день и час, что и ребенок королевы, и кто-то даже слышал плач, разнесшийся между башнями замка. Ричард осеняет себя крестным знамением, пересказывая эти слухи, а затем смеется над этим, называя себя суеверным глупцом. А я под столом сжимаю кулак в жесте, защищающем от колдовства.

– Леди Риверс была удивительной женщиной, – замечает он. – Я увидел ее впервые, когда был еще совсем мальчишкой, и она показалась мне самой страшной, но и самой прекрасной женщиной из тех, что мне встречались. Но когда она признала меня как своего родственника после свадьбы Эдуарда и Елизаветы, я стал любить и уважать ее. Она была всегда так добра к своим детям, причем не только к своим, а ко всем детям в доме, и так предана Эдуарду. Ради него она была готова на все.

– Для меня она в конце концов стала врагом, – коротко отзываюсь я. – Но я помню, что, когда увидела ее впервые, она показалась мне удивительной. И ее дочь, королева, мне тоже очень понравилась.

– Сейчас бы ты испытала к ней жалость, – говорит он. – Она совершенно несчастна, лишившись и матери, и ребенка.

– Да, но у нее есть еще четверо детей, – равнодушно замечаю я. – И один из них мужеского пола.

– Мы, Йорки, любим большие семьи, – говорит он, с улыбкой глядя на меня.

– И что это значит?

– А то, что, пожалуй, нам стоит удалиться в спальню и попробовать сотворить маленького маркиза или маркизу.

Я чувствую, как у меня краснеют щеки, и признаю свое собственное желание улыбкой.

– Может быть, стоит, – отвечаю я, но он точно знает, что я имею в виду «да».

Я снова ожидаю аудиенции у короля и королевы, и снова мое сердце наполнено восторгом и страхом одновременно. На этот раз некому меня подавлять, некому бросать на меня хмурые взгляды и делать замечания. Мне больше не надо бояться наступить на подол платья матери, которая все еще содержится в аббатстве Бьюлли. Даже если бы она была сейчас здесь, она уже не могла бы идти передо мной, потому что сейчас я стояла выше ее по рангу. Я – королевская герцогиня, и во дворе очень мало женщин, которые могли бы встать передо мной.

Я больше не боюсь резких слов и язвительности Изабеллы, потому что теперь мы равны, я тоже принадлежу к королевскому семейству Йорков. Мы были вынуждены разделить свое наследство поровну, и наши мужья получили по равной доле нашего богатства. Мы даже поделили поровну братьев дома Йорков: она получила Джорджа, самого симпатичного старшего брата, а я – Ричарда, самого верного и любимого младшего. Он сейчас стоит рядом со мной и смотрит на меня с теплой улыбкой. Он знает, что я нервничаю, и знает, что я полна решимости войти в королевский двор и получить признание сообразно тому статусу, которым я сейчас занимаю: королевской герцогини Йорков, одной из самых знатных дам королевства.