Лора Флоранд - Француженки не верят джентльменам

– Не думаю, что могу принять ваше предложение, – внезапно сказала она, резко опуская плечи.

Почему, черт возьми, женщины всегда так изощренно воздействуют на него? Что с ним не так?

– Мой отец плохо чувствует себя после инсульта. В эмоциональном плане, я имею в виду. Я просто не могу оставить его одного в Париже.

Габриэль снова почувствовал душевную муку от сострадания к Пьеру – тот совсем один, и даже руки толком не работают, не дают ему воплотить свои мечты, – но поборол ее с гневным рычанием.

– Послушай, у него была жена и три дочери. – Что было гораздо больше всего, что Габриэлю когда-либо удавалось получить в своей жизни. Если бы он не отдал Пьеру столько своих физических и душевных сил, то, скорее всего, подруга, с которой Габриэль был шесть лет, не бросила бы его тогда. И к настоящему времени, вероятно, у него тоже была бы бывшая жена и три дочери, живущие на другом краю мира. – Если у него не осталось никого, кроме тебя, чтобы заботиться о нем, то виноват в этом только он сам.

И только ты сам и будешь виноват в том, – сказало его темное, мучительное сострадание, – что останешься совсем один, и люди даже не захотят разделить с тобой скромную трапезу.

«Merde, какого дьявола ты никак не заткнешься?» – прорычал Габриэль своему внутреннему голосу.

Фисташковые глаза Джоли потемнели. Она уставилась на свои руки.

– Ты можешь ездить к нему, – резко сказал Габриэль. – Я не держу тебя в плену. Но было бы хорошо, если бы ты проводила здесь хотя бы половину недели.

«Видишь, каким лапочкой я могу быть? Прямо-таки принц в рыцарских доспехах, а?» – мысленно ликовал он. Вероятно, она не оценила этого. Откуда ей знать, каким ворчливым и жадным он себя чувствовал, заставляя себя отпустить ее к отцу. Salaud . Меньше всего на свете хотел бы Габриэль делиться чем-то прекрасным с ним. Он даже не знал, хватит ли ему храбрости. Раз он боится, что она вырвет сердце из его груди, если он слишком быстро встанет, то что же будет с ним из-за ее шестичасовой поездки на скоростном поезде? Да еще из-за поездки к Пьеру Манону, который сумел выкрасть все самое лучшее из жизни Габриэля и присвоить себе. И в придачу у Пьера есть преимущество, – он ее отец.

– Думаю, в любом случае у меня не останется времени возиться с тобой в пятницу, субботу и воскресенье, – резко сказал Габриэль и сразу же обругал себя. Будто она, дочь Пьера Манона, еще не поняла, какие паршивые, одинокие выходные будут у нее с таким парнем, как он. «Замни это, ты, идиот с плохим характером. Ты так жалок, когда строишь из себя принца», – сказал внутренний голос.

Но Джоли сжала руки на столе, будто закрывала ими нечто восхитительное и дразнящее. Она снова посмотрела на него, и ее глаза были… голодными. Живыми. Мрачность была смыта страстью.

– Вы действительно хотите этого? – произнесла она. – И на самом деле позволите мне написать кулинарную книгу вместе с вами? Я Джоли Манон, вы не забыли?

Да, и это дало ему порочный и бодрящий прилив ощущения победы из-за того, что он думал, как будет здорово отнять ее у отца. «Ха, слушай, ты, ублюдок, ты можешь потерять самое лучшее, что у тебя есть, и в этот раз она станет моей», – голос радостно клокотал. Нет, он должен подавить это чувство. Напомнить себе, что не такое уж он чудовище, чтобы позволить старой битве с Пьером снова повлиять на его жизнь. Ничто не замарает его отношение к Джоли, которое испытал задолго до того, как узнал, кто она. Будь он проклят, если причинит ей вред, она и так настрадалась рядом с властным отцом и взбалмошной матерью – эта красавица заслуживает лучшего обращения.

Но он вообще такой – всю жизнь старается делать для людей только лучшее.

И он всегда думал, что люди заслуживают большего, чем он мог сделать для них, не прилагая усилий.

– Дочь Пьера, – сказал он. – Я знаю. Я видел, что ты сделала для него.

«Я был бы в восторге, если бы ты в книге боготворила меня вместо него».

Она наклонилась вперед, достаточно близко для поцелуя.

– И вы сделаете свою Розу для меня? – спросила она вполголоса. – Мы могли бы снова ее использовать. Я могла бы рассказать историю о том, как вы впервые создали ее, когда работали на папу, и…

Он тяжело откинулся на стуле, оказавшись на расстоянии метра от нее и ее губ, которые, казалось, были готовы к поцелую.

– Нет. Розу – нет.

И не называй его «папа». Это заставляет меня чувствовать себя так, будто я душу кого-то. Себя, может быть.

Ее лицо вытянулось, что было достаточно плохо. Но потом она посмотрела почти с облегчением, что заставило его прищуриться. С облегчением, почему? Чего она избежит, если он не сделает Розу для нее? То, что произошло с Розой, разбило ему сердце. Какую же власть может Роза иметь над ее сердцем?

Габриэлю нравилась мысль, что у него есть власть над Джоли – его иск. От этой мысли все у него внутри стало жадным, зарокотало и начало подзуживать его наброситься на нее прямо сейчас.

И перекатить ее под себя в кровати, находясь в кромешной темноте. И никто не сможет спасти тебя от меня, даже ты сама.

– Так что, договорились? Я откажусь от иска, а ты напишешь со мной кулинарную книгу. Я пошлю одного из кузенов выложить денежки за квартиру, в которой ты сможешь жить где-нибудь поблизости. У кого-нибудь что-нибудь найдется.

Разве один из его кузенов не собирается на год перейти в парижское отделение фирмы «Ароматы Розье»? Может быть, удастся договориться с ним.

Джоли прищурилась, глядя на него.

– Вы хотите держать ваш иск над моей головой все то время, что мы будем работать вместе?

– Нет. Тебе надо позвонить своему агенту, поскольку я уже жду не дождусь, когда смогу вместо иска держать над твоей головой законный контракт на книгу.

Джоли поднесла Perrier к губам и сделала большой глоток прямо из горлышка. От этого ему захотелось положить свою руку ей на горло, чтобы почувствовать, как оно задрожит, когда прохлада скользнет в него.

– Это приятно слышать, – сказала она мечтательно.

Джоли потянулась за сумочкой, но Габриэль, сдвинув брови, так быстро прикрыл счет рукой, что у нее не было никакой надежды увидеть сумму, – он заплатил сам.

– Вы только что угостили меня фантастическими блюдами. А ведь чтобы приобщиться к высокой кухне, люди заказывают столики за полгода и летят через полмира, – сказала она сухо, пока они вставали. – Самое меньшее, что я могу сделать, это купить вам кофе.

Он схватил ее руку, будто боялся, что она что-нибудь ею сделает. Их пальцы сомкнулись. У нее перехватило дыхание, когда тепло его слегка шершавой ладони разошлось по всей ее коже. А он всего-то держал ее руку. Ей захотелось стать очень гибкой, чтобы обвиться вокруг него спелой виноградной лозой.