Андре Моруа - Земля обетованная

Да, стать женой поэта, наблюдать за его работой, вдохновлять его, – это было бы прекрасно. Мне понравилась бы такая жизнь. Суждено ли мне прожить ее? Для этого нужно отказаться от всего посредственного и сохранить себя для великого человека… Я знаю, что он придет. «Я жду чего-то неведомого». [20]

3 июля 1912 . – Долгая прогулка с Агамемноном. Он так мил. В детстве я находила его резким и властным. Теперь же, напротив, я поражена его стремлением понравиться мне. Не будь он моим отцом, я бы заподозрила его в желании пофлиртовать со мной. Наверное, он умеет обольщать женщин. Конечно, он не хочет дурно отзываться о Клитемнестре, но, по-моему, с трудом удерживается от этого. В глубине души он ее ненавидит. Я спросила его (стараясь выражаться как можно тактичнее), как случилось, что он женился на ней.

– Ну что ты хочешь, – ответил он, – мы жили в самом сердце Африки… Она так ловко сидела на лошади. А мне было тоскливо одному.

Он говорил таким извиняющимся тоном, что я сказала:

– Да я вас вовсе не упрекаю!

И он засмеялся.

4 июля 1912 . – Вот мой жизненный план: до двадцати одного года – совершенствоваться. Боадицея может еще многому научить меня. Составить список ста величайших книг человечества и все их прочесть. Изучить историю – всю мировую историю. А также всех философов. Подготовить себя к тому, чтобы стать подругой человека, достойного моих идеалов. И начиная с двадцати одного года искать Его . Любой ценой покинуть Сарразак. Если когда-нибудь удастся встретить Его , то навеки привязать к себе. Я хочу великой жизни, посвященной поэзии и любви. Мне безразлична смерть в молодом возрасте, но я хочу жить и умереть благородно.

5 июля 1912 . – Письмо от Сибиллы. Она по-прежнему моя подруга, и я ее люблю, хотя считаю глупенькой и фривольной. Она подробно описала мне супружескую жизнь Блеза и Катрин – пары, которая так понравилась мне в детстве (медовый месяц и лунный мед). И вот нате вам: у хорошенькой Катрин уже три дочери. «Этот Блез – просто мерзкий производитель! – пишет Сибилла. – А Катрин давно рассталась со своей осиной талией». Сибилла отличается стилем (или отсутствием стиля) matter of fact , [21]который меня слегка шокирует… Хочу ли я иметь детей? Не знаю. В любом случае они не станут смыслом моей жизни.

9 июля 1912 . – Мне скучно. Мне скучно. Мне скучно. Ах, этот дом… здесь никогда ничего не происходит! Вставать по утрам, знать, что я увижу Боадицею, которая заставит меня переводить Шекспира или Теннисона, что Агамемнон и Клитемнестра снова будут препираться, что к чаю приедет мадам де Савиньяк… И вот что любопытно: именно в тот момент, когда я с головой погружаюсь в бездну отчаяния, на меня снисходит какое-то странное счастье и желание писать.

10 июля 1912 . – Какая безумная авантюра – жизнь! Взять хоть этот старый дом, где живут вместе ненавидящие друг друга Агамемнон и Клитемнестра, Боадицея, которая никогда по-настоящему и не жила, и я, семнадцатилетняя, с моей неуемной жаждой жизни, обреченная увянуть в своем безнадежном одиночестве. О Создатель, почему мне выпал этот жребий, а не иной?! А ведь Ваш Божий мир иногда так хорош! (Простите за нечаянный александрийский стих!) Вчера вечером я дошла в темноте до соснового леска, как в детстве, когда папа заставил меня выйти ночью из дому. Воздух был теплый, в траве мерцали светлячки, в небе дрожали звезды, совы ухали, зовя куда-то вдаль. И я, одна в ночной тьме, раскинула руки, готовясь встретить – кого? что? – сама не знаю… некое волшебное присутствие. «Я жду чего-то неведомого».

11 июля 1912 . – Томик «Избранных стихотворений» Верлена, который дала почитать мадам де Савиньяк, доставляет мне огромную радость. Мисс Бринкер говорит, что Верлен был негодяем, уродом, часто мертвецки напивался, колотил свою жену и стрелял в друзей. Урод? – согласна. Пьяница? – может быть. Но злой? В это мне трудно поверить. Его стихи так нежны, так музыкальны, так изящны. В каждом слове трепещет Поэзия; кажется, будто она тесно переплетается с жизнью.

Кому же я скажу свое первое «да»? И скажу ли? Иногда мне кажется, что все мое тело говорит только «нет!».

14 июля 1912 . – Национальный праздник. Знамена. Шествие пожарных перед бюстом Предка. Каждый год в этот день Агамемнон, невзирая на протест Клитемнестры, примиряется с мэром Сарразака. В мундире наш полковник все еще выглядит молодым и красивым. Надеюсь, я на него хоть сколько-нибудь похожа. И конечно, именно от него я унаследовала эту тягу к жертвенности. Я очень его люблю, когда он говорит об армии, о Франции. В такие минуты понимаешь, как он отважен, как готов отдать жизнь родине.

Оба этих стихотворения легко приписать Виктору Гюго, но нет, они принадлежат перу моего любимого Верлена. Поднимаясь к замку пешком, отец рассказывал мне об Африке и о той замечательной работе, которую проделывают французы, когда им не мешает ненависть местных бунтовщиков. Я почувствовала, как ему больно видеть, что люди его поколения – Дрюд, Лиоте [24]– завоевывают целые империи, пока он принимает парад пожарных. Бедный папа, он поставил на кон свою жизнь из-за одного-единственного слова – и проиграл!

18 июля 1912 . – К чаю приехала мадам де Савиньяк. Она подробно рассказала о супругах Марсена́. Филипп Марсена – сын сенатора. Мне было интересно послушать – два года назад я видела Одиль Марсена, и она мне запомнилась прелестной, как сказочная принцесса. И вот теперь этот рассказ в моем присутствии об их романтическом браке – помолвка во Флоренции, ярость родителей Марсена. Я же была просто счастлива узнать о победе любви над условностями. Но мадам де Савиньяк утверждает, что Одиль больше не любит Филиппа, что она встречалась в Бретани с неким морским офицером. Надеюсь, что это неправда… Одиль… Катрин… Ах, как хочется стать одной из этих бесподобных красавиц! В «Дневнике» Марии Башкирцевой я нашла такую молитву: «Боже, сделай так, чтобы я никогда не заболела оспой, чтобы я была красивой, чтобы я хорошо пела, чтобы я была счастлива замужем, чтобы я жила долго-долго…» Бедняжка! Она и впрямь была очаровательна и не подхватила оспу, зато ее сгубил туберкулез: она умерла в двадцать четыре года, потеряв перед этим голос… Я никогда не стала бы просить Господа обо всем этом. Я бы сказала вот что: «Отец наш Небесный, сделайте так, чтобы я была красива, чтобы меня полюбил гений, чтобы я стала несчастной, если это необходимо для спасения от равнодушия, и чтобы я жила не слишком долго!» Вот преимущество женщин, умерших молодыми: они оставляют после себя только те портреты, на которые приятно смотреть. Марии Башкирцевой никогда не будет больше двадцати четырех лет, тогда как королева Виктория (в юности свежая и грациозная) останется в вечности жирной старухой, похожей на оплывший пирог. Сегодня так жарко, что я засыпаю над своей тетрадью.