Фиона Карнарвон - Леди Альмина и аббатство Даунтон

Мэри и Чарлз поженились в июле 1918 года, когда Чарлз счел, что «война может тянуться еще долгие годы». Они решили ждать его полного выздоровления и завершения лечения челюсти. Лорд и леди Карнарвон были почетными гостями и, собственно говоря, их свидетелями. Альмина устроила, чтобы их обвенчали в модной церкви Святого Джорджа на Ганновер-сквер. Затем поселила их в доме в Пэддингтоне, купив всю мебель. У них родилось трое детей, и Мэри продолжала работать на Альмину пока не заболела на короткое время после рождения третьего ребенка, она.

Для Альмины всегда было характерно удивительно небрежное отношение к деньгам. Она могла скандалить из-за них, но была и безрассудно щедра, иногда неразборчиво. Эта привычка принесла ей позднее множество неприятностей, но на сей раз ее щедрость проистекала из искренней привязанности и признания многих лет тяжкой работы Мэри. Она также предоставила молодой паре Лейк-хаус на территории поместья Хайклир для медового месяца, а на память подарила Мэри специально изготовленный веер с изображением этого здания. Это было красивое строение, изящная низкая вилла у кромки воды и мирная идиллия для людей, годы проработавших среди смертей и разрушения. Альмина, всегда следившая за мельчайшими подробностями, устроила все так, чтобы новобрачным и пальцем не пришлось шевельнуть, заботясь о питании и домашних делах.

После бракосочетания, когда пара прибыла в Лейк-хаус, Чарлз написал Альмине письмо, благодаря ее за подарок и все, что она для них сделала. «Моя дорогая Сказочная Крестная мать! Я хотел бы называть Вас так, ибо именно так всегда буду о Вас думать… Благодарю Вас за прелестные запонки и за подаренное блюдо, столь прекрасное, что, полагаю, я никогда не пожелаю ужинать вне дома…» Человек, беспокоившийся по поводу чрезмерной фамильярности при использовании имен, изливается в любезностях Альмине, которая выходила его, познакомила с будущей женой и дала путевку в жизнь… «Я постараюсь оправдать оказанное Вами доверие. С наилучшими пожеланиями и любовью, искренне Ваш Чарлз Клаут».

На следующий день своей «дражайшей малютке леди» написала Мэри, чтобы также поблагодарить и рассказать о своем совершенном счастье в Лейк-хаусе. «Как мне отблагодарить Вас за все, что Вы для меня сделали? Я жажду рассказать Вам, что ощущаю по поводу Вашей чудесной любви и привязанности, но, увы, никакие слова не могут достойным образом выразить моих действительных чувств… Надеюсь всегда быть достойной добрейшей женщины, которая последние семь лет была истинной матерью для меня и, я это знаю, и далее будет таковой… С любовью от нас обоих, искренне Ваша Мэри» [46].

Эти голоса из века, считавшегося «застегнутым на все пуговицы», преисполнены истинными чувствами. Нет никакого сомнения, что Альмина могла быть и легкомысленной, и властной, но она также преобразовывала жизни людей своим страстным желанием делать других счастливыми. И многие из них отвечали ей преданностью.

Романтическая история Чарлза Клаута и Мэри Уикс была нетипичным светлым событием в удручающем году. Чарлза не отправили на передовую – его ранение было слишком тяжелым, – и остаток войны он помогал обучать батальоны новых рекрутов. Но подрывающая здоровье череда ранений, выздоровления и возврата на войну вновь и вновь повторялась для сотен тысяч других. Некоторым мужчинам приходилось, превозмогая себя, возвращаться дважды, трижды и даже четырежды с полным осознанием, что удача до поры до времени сопутствует им, но это не может длиться вечно.

В то время, когда Чарлза Клаута вывозили с Соммы с пулей, застрявшей в раздробленной челюсти, Альмина упорно использовала все свои связи, чтобы добиться пропуска во Францию для отца молодого человека, находившегося у нее на излечении в феврале. Монти Сквайр месяц пробыл в «№ 48» – под таким названием приобрел известность госпиталь на Брейнстон-сквер и полностью выздоровел в результате отличного лечения. Альмина, как обычно, связалась и подружилась с семьей Монти; после выписки сына его родители прислали ей благодарственное письмо. Как только молодой человек встал на ноги, его отправили во Францию на битву на Сомме. Через некоторое время в августе мистер и миссис Сквайр получили тревожное известие: Монти ранен и лежит в полевом госпитале во Франции. Это было верным признаком неизбежной смерти.

Родители вновь написали Альмине, на этот раз с просьбой сделать все, что в ее силах, чтобы помочь им получить разрешение военных властей на поездку к смертному одру своего сына. И вновь связи Альмины и ее отзывчивость принесли результаты. Мистер Сквайр получил пропуск для срочного выезда в полевой госпиталь, где умирал его сын. Последние четыре дня Монти был без сознания, все это время отец сидел у его постели, разговаривая и читая ему. Эллис, мать Монти, потом сообщила Альмине: ее утешило, что Монти умер не в одиночестве. «Мне надо сохранять силы и для моего мужа, и для моего сына», – писала она.

Племянник Уинифрид Бургклир, Ричард Мейтлэнд, чей брат уже погиб, также служил на Сомме. Его отправили в Саутгемптон с тяжелым ранением ноги, а оттуда – на Брейнстон-сквер. Молодой человек провел там пять месяцев и пережил войну, но даже после череды операций ходил прихрамывая из-за негнущегося колена.

Ни одну семью не обошла смерть, и Карнарвоны, хотя постепенно и теряли остроту восприимчивости из-за бесконечных потерь, были потрясены, услышав в ноябре, что их двоюродный брат Брон Герберт погиб в бою. Обри Герберт был особенно близок с Броном, вступившим в Королевские военно-воздушные силы. Он потерял ногу в Англо-бурской войне, а затем, последовав семейной традиции, стал политиком и служил в правительстве Асквита в качестве заместителя министра по делам колоний, в той самой должности, которую занимал его дядя, четвертый лорд Карнарвон. Подтверждение о его смерти пришло в декабре. Обри писал своей кузине, сестре Брона: «О, дорогая моя, я не в состоянии писать, я слишком расстроен. Я так любил его». В письме своей жене Мэри Обри признался: «Брон – больше, чем я могу вынести на этот раз, и из-за него, и из-за себя».

Мэри беспокоилась, что из-за этой новости Обри может потерять самообладание и совершит какую-нибудь глупость. Его нервы были истрепаны ужасами, испытанными в Галлиполийской кампании, и всего, что он видел вокруг. Обри больше не выносил чтения «Таймс» с новостями о смерти друзей и заявлял, что «военное решение» провалилось и не может более продолжаться. Несмотря ни на что, эта точка зрения не пользовалась популярностью, и на Обри поглядывали как на чокнутого и неосмотрительного человека.

Тем не менее Обри по-прежнему выполнял обязанности члена парламента и подходил к этому занятию чрезвычайно серьезно. У него была хорошая позиция для подкрепления своего мнения, что новому правительству не следует доверять. В декабре мистера Асквита, которого все больше обвиняли в отходе от стратегии и топтании на месте, вынудили подать в отставку. Дэвид Ллойд Джордж, назначенный военным министром после смерти лорда Китченера, стал либеральным премьер-министром коалиционного правительства, в котором преобладали консерваторы.