Дэвид Николс - Дублер

Августовский день долгого неудачного лета 1983 года.

В возрасте одиннадцати лет Стивен пытался произвести впечатление на Беверли Слейтер – девочку, которую любил больше, чем саму жизнь, – своим мастерством в прыжках с вышки в общественных бассейнах Вентнора. Убедившись, что она смотрит, он забрался на самый высокий уровень, встал на конце доски и только тогда, одиноко паря под высоким и жарким полуденным солнцем, глядя на бассейн и людей во многих, многих милях внизу, Стивен осознал, что не умеет ни нырять, ни плавать, по крайней мере без помощи каких-либо плавсредств. Он боялся воды, высоты, падения, неизбежного удара всем телом о воду, когда плюхнется туда животом, словно кусок мяса, сброшенный с небоскреба. Он был совершенно не пригоден и не подготовлен, чтобы находиться в этом особенном месте, высоко над облаками, в одних лишь тесноватых плавках, когда Беверли Слейтер и все население острова Уайт скептически взирают на него снизу. Ныряльная доска внезапно показалась ему доской за борт.

И все же он решил забраться сюда. Его не травили и не заставляли это сделать. Ему было не обязательно лезть, но он сам решил, потому что хотел, чтобы люди увидели, как он совершит что-то впечатляющее, что-то поразительное и неожиданное, что-то экстраординарное – для разнообразия. И вот он тут, наедине со своим ужасным осознанием, что нырять и падать – совсем не одно и то же.

Как говорилось в «Книге рекордов Гиннесса» того года, все население Земли могло уместиться на острове Уайт, и при взгляде вниз определенно казалось, что сегодня здесь собрался весьма большой процент человечества. Сейчас все смотрели на него. Люди перестали плавать и разговаривать, прыгать в воду и заниматься жестким петтингом, и все лица обратились кверху в предвкушении эффектного прыжка с вышки паренька из Шанклина. Цепляясь пальцами ног за конец доски и отклоняясь назад, Стивен едва нашел глазами Беверли Слейтер, которая кусала губу и взглядом побуждала его прыгнуть. Было очевидно, что он мог сделать только одно, если хотел избежать полного и окончательного унижения.

Стивен вдохнул поглубже, и никто в толпе не смог до конца поверить своим глазам: с таким необычайным самообладанием и ловкостью Стивен развернулся и очень, очень осторожно спустился по лестнице.

Онастояланабалконенеизъяснимоегодразняатакжедружескиикаяивнутрьвойтиегоманя…

Стивен Маккуин сидел в гримерке Джоша Харпера, глядя в зеркало Джоша Харпера, одетый в костюм Джоша Харпера и изо всех сил старался вспомнить, как дышать.

Его обычный метод: вдох-выдох, ребра-легкие, которым он пользовался больше тридцати двух лет, похоже, перестал работать автоматически. Стивен дышал в режиме ручного управления, все время напоминая себе, шаг за шагом: вдохни, выдохни, опять вдохни, опять выдохни – и хотя в данный момент это действовало, для более долгого срока явно не годилось. Он ощущал головокружение и легкую тошноту, и в его теле, казалось, едва хватало воздуха, чтобы сидеть и смотреть в зеркало – куда там стоять, двигаться и делать то, что ему предстояло делать. Стивен посмотрел на часы, не видя их. С тех пор как он приехал в театр, время будто потеряло свое привычное хронометрическое качество: теперь оно растягивалось и останавливалось, а иногда даже текло задом наперед, так что он абсолютно не представлял, сколько ему осталось до…

– Мистер Маккуин, это ваш десятиминутный сигнал, – громыхнул громкоговоритель. – Десять минут, мистер Маккуин.

Он встал, чтобы размять ноги, и тут же сел обратно. Дышать и ходить. Он больше не мог дышать, ходить и отсчитывать время. Как насчет речи? Может ли он хотя бы говорить? Стивен наклонился к зеркалу и снова произнес:

– Безумный, злой и опасный знакомый… – Он заметил, что у него раздуваются ноздри. Сделай это еще раз, не двигая ноздрями. – Безумный, злой и опасный знакомый…

Нет, они опять шевелятся, как будто обладают собственным разумом: раздуваются и складываются вместе со словами, словно нечто обитающее на коралловом рифе. Стивен попробовал еще раз, удерживая ноздри пальцами, – лучше, но явно непрактичное решение, не для полуторачасового спектакля. Возможно, стоит пойти и сказать Донне, что он не может выйти. Это будет проще. Просто пойти и сказать Донне, что ему плохо, что он случайно разбил себе череп, или легкое сдулось, или еще что-нибудь. Возможно, поэтому он и не может дышать. Наверное, легкое действительно спáлось, совершенно самостоятельно.

Или, может быть, ему лучше просто уйти сейчас, без объяснений, выскользнуть через пожарный ход или вылезти из окна гримерки, съехать по водосточной трубе или связать какие-нибудь простыни и спуститься на Шафтсбери-авеню – и свобода. В конце концов, никто не может его заставить. И они не смогут.

Послышался стук в дверь, и Стивена накрыло внезапной волной надежды. Весь день шел сильный снег – может быть, пришлось отменить спектакль из-за снега. Или, возможно, где-то оборвались провода, или упала галерка, или еще какое-нибудь стихийное бедствие, но нет, это был Майкл, второй помощник режиссера, с букетом немного обтрепанных роз из супермаркета. Майкл мило улыбнулся Стивену из-за цветов – такую унылую улыбку обычно можно увидеть в палатах интенсивной терапии.

– Это только что принесли к служебному входу, Стив. – Он бросил взгляд на маленький конверт, подписанный «Для мистера Стивена К. Маккуина» педантичным кудрявым почерком, синей ручкой, со смайликом в середине буквы «С». Он знал только одного человека, который заполнял все доступное пространство смайликами.

– У тебя тут все в порядке? – спросил Майкл, кладя руку Стивену на плечо.

– В абсолютном. Что-нибудь о Джоше?

– С ним все в порядке. Он дома, отдыхает.

– Один?

– Нет, думаю, Нора ухаживает за ним.

– Хорошо. Хорошо. Значит, никаких шансов, что он прыгнет в такси, а?

– Боюсь, нет. Извини.

– Ладно, просто подумал.

– Ну, срази всех наповал, ага?

– Постараюсь.

– Десять минут, о’кей?

– Точно. Десять минут.

Он подождал, пока закрылась дверь, и прочитал карточку.

Дорогой папа. Удачи тебе. Я знаю, что твой спектакль сегодня будет по-настоящему замечательным.

Они пришли. Значит, так. Теперь пути назад нет. Он сунул карточку в конверт, встал, чуть пошатываясь, и пошел по длинному коридору, ведущему в правую кулису.

– Увидимся там, суперзвезда. – Максин в белом халатике высунулась из своей гримерки.

– Спасибо, Максин.

– И слушай, тот поцелуй в сцене в спальне – без языков, ладно?