Дора Хельдт - Отпуск с папой

– Это ведь всего две недели.

Мамин голос звучал дружелюбно и в то же время решительно. Уже в самом начале разговора у меня появилось нехорошее предчувствие.

– И это твой отец. Другие дети радовались бы.

– Мама, при чем тут «другие дети»? Мне сорок пять!

Я могла бы и не принимать участия в разговоре. Моего ответа мама не заметила.

– Я сказала ему, что вам понадобится его помощь, ведь нанимать рабочих на островах так дорого. И они творят что хотят, особенно когда никто не стоит над душой. А он сможет приглядывать за работами. Он так хочет быть полезным.

Сейчас я должна что-нибудь произнести.

– Мама, подожди. Я еду на Нордерней, чтобы помочь Марлен с ее пансионом и ремонтом пивной, я же не могу еще и с папой…

– Ах, да тебе не придется о нем так уж сильно заботиться, он все сделает сам. Вы же обедать все равно будете, приготовите и на его долю. На ужин ему нужно совсем немного, а пирог для послеобеденного десерта можно и купить, Марлен не придется специально для него печь.

Я спросила себя, с каких это пор мой отец все делает сам? Последний раз я приезжала к родителям шесть недель назад, и тогда все было подругому. Абсолютно. Я постаралась не выдать голосом растущую в душе панику.

– Мама, мне кажется, это не очень хорошая идея, я…

– Кристина, я никогда тебя ни о чем не просила. Это безвыходная ситуация. Мне придется остаться в клинике на две недели, Хайнц не сможет все это время просидеть дома один.

– Я думала, он все умеет.

– Но не готовить, стирать и все такое. Послушай меня. Это твой отец. И ты отличнейшим образом можешь взять его с собой на две недели. Ты же свободна. Ну, не ломайся. И он все равно хотел съездить на Нордерней.

– Но я вообще не смогу им там заниматься. И как…

– Да все будет в порядке. К тому же на Нордернее живет Калли, ты знаешь, старый папин друг. Он будет ходить к нему в гости.

– Он мог бы и пожить у них.

– Кристина, прошу тебя! Ханна на материке. Ее младшая, Катарина, вот-вот должна родить второго. От вас с сестрой этого не дождешься.

Только матерям удается так менять тему разговора.

– Мама, мне…

– Вот именно. Значит, договорились. Папа в будущую субботу приедет в Гамбург, ты встретишь его на вокзале, и вы вместе поедете на Нордерней. Он не разбирается во всех этих паромах и прочем. Так что лучше тебе быть рядом. А я смогу спокойно лечь в больницу и прооперировать свое колено.

Мой последний шанс:

– Давай спокойно все обсудим, это не вариант, я…

– Не переживай, деточка. Все важное я тебе запишу и пришлю. Ну все, приятного тебе вечера, и передаю привет от папы. Он очень рад. Пока.

Я уставилась на дисплей телефона. Соединение завершено. Похоже, вопрос решенный. Мне придется провести отпуск с отцом. Впервые за тридцать лет. Последняя наша совместная поездка закончилась тем, что он из педагогических соображений оставил меня на турбазе в Касселе. У меня был тяжелый пубертатный период, я признаю, но бросить меня в Касселе – это слишком круто. Даже при том, что через полчаса он за мной вернулся и потом три недели терзался муками совести. И вот теперь, тридцать лет спустя, нам предстоит пройти это снова. По крайней мере на сей раз мы поедем не через Кассель.

Мой брат описал нашего отца так: «Глаза, как у Теренса Хилла, а сам трусливый, как Ринтиндамба». Последний – пугливый пес Счастливчика Люка Ринтиндамб, тощая дворняга, которая при каждом незнакомом звуке, при появлении нового человека, при любой перемене от страха тут же прыгает на колени к хозяину. Мой отец, конечно, на колени ни к кому не прыгает, для этого он слишком хорошо воспитан и, уж естественно, не так глуп, как это животное, но глаза у него и вправду голубые. Определение не столь уж и плохое.

Поднимаясь по лестнице в квартиру Доротеи, я думала, как бы попривлекательнее изложить ей новые аспекты нашей поездки. Мы с Доротеей знакомы лет пятнадцать, она знает всю мою семью, сама фраза «Хайнц едет с нами на Нордерней» скажет ей все. Мне надо убрать из этой фразы весь ужас; в конце концов, мы так радовались этим двум неделям, и мне не хотелось бы, чтобы моего отца считали обузой, хотя, к сожалению, так оно и есть. Я про себя формулировала предложения: «Доротея, представляешь, Хайнц едет с нами, ну разве это не чудесно?» Нет. Не пойдет. «Привет, Доротея, моей матери наконец назначили операцию на колене, ты не против, если Хайнц поедет с нами на Нордерней? К сожалению, он не в состоянии сам о себе позаботиться». Тоже не годится. «Доротея, ты ведь знаешь и любишь моего отца. Как тебе идея взять его с собой на Нордерней, чтобы он не трепал нервы моей матери в больнице?» Великолепно. «Доротея, я тут подумала, что Хайнц мог бы нам помочь с ремонтом пансиона Марлен, я хотела бы взять его с собой». Нет, в это она не поверит. «Доротея, скажи, пожалуйста…»

Дверь квартиры открылась, передо мной стояла Доротея с корзинкой для покупок в руках.

– Привет, Кристина, я как раз собиралась за…

– Мы берем с собой Хайнца.

Не так уж хорошо сформулировано. Доротея наморщила лоб.

– За покупками?

– На Нордерней.

– Какого Хайнца? Твоего?…

– Да, именно его.

– С собой? К Марлен? В субботу?

– Да.

Я ждала взрыва, изумленного взгляда или судорожного вопля, но ничего этого не случилось. Доротея невозмутимо поставила корзину для продуктов и вернулась в квартиру. Я прошла за ней в кухню и увидела, что она начала готовить чай. Насвистывая. Я узнала мелодию песни «О, мой папа» и принялась объяснять:

– Мне только что позвонила мама. Ей ставят искусственный коленный сустав, и неожиданно освободилось окно для операции, кто-то там отказался. Моя тетя уехала в отпуск, сестра плавает на яхте в Дании, брат в командировке, словом, я единственная, кого она сумела достать. Ты же знаешь моего отца, он не сможет две недели оставаться один. Он даже не представляет, как варят кофе. Не говоря уж о картошке. Или о яйце. Кроме того, он дальтоник, и если за ним не приглядеть, одевается соответственно.

Я задумалась, что бы еще сказать, не слишком его пороча. Это было непросто, Доротея не должна думать о нем чересчур плохо; с другой стороны, у него такие привычки, которые, мягко говоря, не совсем обычны.

– Мне твой отец кажется забавным.

Я сглотнула. Это слово я бы не выбрала. Доротея налила кипяток в заварочный чайник и повернулась ко мне.

– Хайнц еще довольно бодр. И если он хочет помочь, очень мило. Надеюсь, это его не слишком утомит.