Конн Иггульден - Война роз. Буревестник

Уильям впился глазами в быстро удалявшуюся землю, стараясь запомнить каждую деталь, чтобы потом поддерживать себя этими воспоминаниями. К тому времени, когда он вновь увидит эти белые скалы, ему будет почти шестьдесят лет. Его отец погиб в сражении в возрасте сорока восьми лет. Мысль об этом еще больше омрачила элегическое настроение Уильяма, и усилившийся ветер вызвал в теле легкую дрожь.

Оказавшись в открытом море, шхуна принялась ритмично перекатываться по волнам. Уильям улыбнулся, вспомнив свое путешествие через Ла-Манш, когда он сопровождал Маргариту, тогда еще совсем девочку. Ее радость была поистине заразительной.

Погруженный в приятные воспоминания, Уильям не сразу понял, в чем дело, услышав топот босых ног. Первый помощник капитана отдавал команды громовым голосом, и матросы носились взад и вперед по палубе, меняя положение канатов и реев. Вскоре корабль накренился и лег на другой галс. Уильям сначала растерянно взглянул на матросов, затем повернулся и посмотрел туда, куда были устремлены их взоры.

Вцепившись в поручень, он увидел другое судно, выходившее из бухты чуть дальше по берегу. Это был военный корабль – с высокими мачтами на носу и корме и низкой средней палубой для размещения людей. Уильям испытал приступ тошноты. Все его планы, все его надежды на спокойную жизнь рухнули в одно мгновение, словно замок из песка, смытый морской волной. Тяжелогруженые шхуны, вроде «Бернис», были лакомой добычей для пиратов. По Ла-Маншу в любое время года курсировало множество торговых судов, подвергавшихся, как и прибрежные селения, нападению морских разбойников, которые приплывали из Франции и даже из Корнуолла. Если их ловили, наказание было суровым, и в крупных портовых городах предназначавшиеся специально для них клетки пустовали редко.

Чувство дурноты у Уильяма только усилилось при виде этого корабля с одним-единственным парусом, туго надутым ветром. Несмотря на громоздкий нос и носовую и кормовую башни, он был у́же, чем «Бернис», и явно быстроходнее. Он летел в их направлении, словно ястреб, нацелившийся на жертву.

Французское побережье было недалеко. Уильям уже видел его смутные очертания вдали. В отличие от своих спутников, он знал, что во Франции осталось мало безопасных гаваней. Он схватил пробегавшего мимо матроса за рукав и дернул так, что тот едва не упал.

– Нужно идти в Кале! – крикнул Уильям. – Это единственный порт, куда могут заходить английские корабли.

Матрос уставился на него, затем коснулся лба, давая понять, что он принял его слова к сведению, вырвался и помчался дальше по своим делам.

Небо над ними нахмурилось и опустилось ниже. Сквозь туман и брызги воды Уильям все еще различал в дымке берега Франции впереди и белые скалы Дувра сзади. «Бернис» накренилась вправо под тяжестью груза и воздействием ветра, но он видел, что этого недостаточно. Шхуны, служившие в ту пору главным транспортным средством торговли, были широкими, поскольку предназначались для перевозки грузов. Преследовавший их корабль был значительно быстроходнее, нежели «Бернис», и подбирался все ближе и ближе. Поднявшиеся волны захлестывали палубы обоих судов. Уильям почувствовал на губах соленый вкус. Капитан наконец отдал приказ идти в Кале.

Несколько матросов вскарабкались по толстым канатам, чтобы повернуть реи, в то время как другие навалились всем своим весом на длинный бимс [22]. Медленно разворачиваясь, «Бернис» скрипела всей своей оснасткой. Пока они осуществляли этот маневр, корабль-преследователь подошел совсем близко. Уильям чувствовал, как сердце гулко бьется у него в груди. Он уже мог рассмотреть корабль, который от них отделяла какая-то полумиля неспокойного серого моря. Надпись на его борту, выполненная огромными золотыми буквами, гордо гласила: «Тауэр». Это судно как нельзя лучше подходило для морского разбоя. Наконец полотнище паруса снова затрепетало на ветру. Тяжело дышавшие матросы с облегчением на лицах отвязали канаты и огласили воздух нестройным хором радостных криков. От того, удастся ли «Бернис» спастись, зависело, сохранят ли они средства к существованию и даже, возможно, саму жизнь, тогда как купцы рисковали потерять лишь прибыль. Под носом шхуны снова закипели разрезаемые им темные воды. Французский берег находился всего в нескольких милях, и в душе Уильяма блеснула надежда. Между ними и пиратами еще сохранялось некоторое расстояние, а вблизи побережья Франции наверняка находились английские корабли, которые обязательно придут на помощь, увидев, что торговую шхуну с ценным грузом преследует неприятель.

Время тянулось чрезвычайно медленно. Минул час, затем другой. Ветер все усиливался. Тучи почти касались неровной поверхности бурного моря. На волнах появились белые гребешки, в воздухе повисла изморось из мельчайших капелек холодной соленой воды. Уильям знал, что погода в Ла-Манше весьма капризна и шквал может налететь ниоткуда в любую минуту. Однако «Бернис» держалась на воде вполне устойчиво, и он подумал, что она сможет продержать свой большой парус поднятым дольше, нежели «Тауэр». Он принялся вполголоса молить Господа о ниспослании шторма, не сводя глаз с капитана, который стоял у подножия главной мачты, напряженно глядя вверх и прислушиваясь, не трещит ли она. Небо заволокло черными тучами, и сразу стало темно. По палубе забарабанили первые капли дождя. Уильям поежился, увидев, как пиратский корабль ныряет вниз, а когда вновь появляется на поверхности, с его носа стекают бело-зеленые струи.

Преследователи находились уже всего в нескольких сотнях ярдов от их кормы. Уильям видел людей в кольчугах и плащах, стоявших на открытой палубе. Их число, по всей видимости, не превышало двух дюжин, но, в отличие от матросов «Бернис», они были вооружены мечами и топорами. Он сглотнул, заметив лучников у высокой деревянной носовой башни. При такой качке и таком ветре Уильям мог лишь пожелать им удачи, но у него упало сердце, когда он увидел, как из трех больших луков вылетели стрелы и с громким стуком, словно это были удары молотка, поразили палубу «Бернис».

Здоровая рука Уильяма судорожно вцепилась в поручень, его брови нахмурились. Пираты обычно набирали команду в прибрежных городах, но среди французов никогда не было лучников, способных стрелять с такой меткостью. Конечно, среди английских лучников встречались предатели и негодяи, предпочитавшие благородству бесчестье.

Мимо него на корму пробежал капитан, чтобы посмотреть, что происходит. Уильям попробовал было следовать за ним, но его шатало из стороны в сторону, и стоило ему отпустить поручень, как он едва не упал. Капитан инстинктивно повернулся и успел схватить его, прежде чем он рухнул за борт, за искалеченную руку. Уильям вскрикнул от боли. Капитан принялся извиняться, стараясь перекричать свист ветра, и в этот момент ему в спину вонзилась стрела. Уильям увидел ее оперение. Несколько мгновений мужчины смотрели друг на друга, потом капитан попытался что-то сказать, но тут глаза его потухли и закатились. Уильям пытался поддержать его, но он перевалился через поручень и тут же скрылся в бурлящей воде. В палубу с глухим стуком воткнулись еще несколько стрел. Уильям услышал, как от боли и неожиданности вскрикнул один из матросов.