Пауло Коэльо - Адюльтер

Сегодня – суббота, канун выборов. Один мой приятель говорит, что ненавидит выходные, потому что биржи закрыты и ему нечем развлечься.

Муж уговорил меня выйти из дому. Главный довод состоял в том, что надо погулять с детьми. А в воскресенье я буду дежурить в редакции.

Он просит меня надеть тренировочные брюки. Мне как-то неловко отправляться в таком виде в Ньон, старинный и славный город, построенный некогда римлянами, а ныне населенный едва ли двадцатью тысячами жителей. И я отвечаю, что в таких штанах хорошо разгуливать неподалеку от дома, тем более что все знают – мы занимаемся гимнастикой, однако он настаивает.

Спорить мне не хочется, и я уступаю. Впрочем, мне сейчас ни с кем не хочется спорить – в таком я теперь состоянии. Чем спокойней, тем лучше.

Покуда я еду на пикник в маленький городок, до которого всего полчаса езды, Якоб, наверно, встречается с избирателями, советуется с помощниками и друзьями – должно быть, он взвинчен, но этот стресс не тяготит его: он доволен, что в его жизни что-то да происходит. По опросам общественного мнения понять, кто лидирует, затруднительно, потому что в нашей стране к тайному голосованию относятся очень серьезно, но судя по всему, у него серьезные шансы на переизбрание.

Его жена, я полагаю, тоже провела бессонную ночь, но – по другим причинам, нежели я. Она предвкушала и обдумывала, как будет принимать друзей и сторонников после официального оглашения результатов. А сейчас она, наверно, на ярмарке на улице Де-Рив, где всю неделю бойко торговали овощами, мясом, зеленью палатки, установленные напротив входа в «Банк Юлиус Байер» и витрин «Прада», «Гуччи», «Армани» и других роскошных бутиков. Покупает самое лучшее, не заботясь о цене. А потом, наверно, садится в машину и отправляется в Сатиньи, на один из лучших виноградников – гордости всего региона – чтобы там, в погребах винодельческого хозяйства, попробовать разные сорта и определить, чем порадовать тех, кто в самом деле разбирается в сортах, букетах и оттенках вкуса. К таким знатокам, кажется, относится и ее муж.

Домой она вернется усталая, но счастливая. Официально Якоб еще считается одним из кандидатов, но почему бы не начать приготовления накануне? Боже мой, только сейчас обнаружилось, что сыру меньше, чем она предполагала! Снова она прыгает в машину и возвращается на ярмарку. Из десятков сортов выбирает те, которыми особенно славится кантон Во – «грюйер» (три вида – сладкий, малосольный и самый дорогой, выдерживаемый от девяти месяцев до года), мягкий внутри «Том Водуаз» (он особенно хорош для фондю, но можно есть его и просто так) и Л’Этива2 из молока альпийских коров, который варят на слабом огне (причем обязательно должны гореть дрова).

Может быть, стоит заглянуть и в бутик и купить какую-нибудь обновку? Да нет, не надо, это будет чересчур. Лучше достать из шкафа платье от Москино, купленное в Милане, куда ездила с мужем: он выступал на конференции по законам о труде.

А где же Якоб?

А Якоб, должно быть, то и дело звонит жене: спрашивает, надо ли сказать то-то и то-то, побывать ли в таком-то квартале или лучше на такой-то улице, не опубликовала ли «Трибюн де Женев» чего-нибудь новенького на своем сайте. Он внимает ее советам, считается с ее мнением, постепенно освобождается от напряжения, вызванного сегодняшней предвыборной суетой, осведомляется, какую стратегию они выберут в дальнейшем. В нашем разговоре в парке он дал понять, что не уходит из политики, чтобы не разочаровывать жену. Хотя ему порой бывает нестерпимо тошно от всего, что он делает, любовь придает какой-то особый смысл его усилиям. Если он продолжит свою блистательную карьеру, то непременно станет президентом республики. Что, впрочем, в Швейцарии не значит ничего, потому что всем известно: президентов здесь избирает Федеральный совет сроком на год. Но кому же не захочется сказать: «…мой муж был президентом Confoederatio Helvetica , иначе называемой Швейцария».

Это откроет ему все двери. Он будет разъезжать по всему миру. Какой-нибудь гигантский концерн сделает его председателем совета директоров. Будущее четы Кёниг рисуется в самых лучезарных тонах, меж тем как у меня впереди – автострада и пикник, а одета я в тренировочные брюки.

Прежде всего мы отправляемся в Римский музей, а потом поднимаемся на невысокий холм и разглядываем развалины. Дети играют. Теперь, когда мой муж знает все, мне становится легче на душе: не нужно больше все время притворяться.

– Давай пробежимся по берегу озера.

А дети?

– Не беспокойся. Они достаточно хорошо воспитаны, чтобы послушаться, если мы попросим их посидеть тихо.

И мы спускаемся к озеру Леман, которое иностранцы называют Женевским. Муж покупает детям мороженое, просит сесть на скамейку и подождать, пока папа и мама немного пробегутся. Старший сын требует, чтобы ему дали айпад. Муж идет к автомобилю и приносит проклятое устройство. С этой минуты лучше няньки не найти. Теперь они с места не сойдут, пока не расстреляют скольких-то там террористов в компьютерных играх, которые, вообще-то говоря, детям давать не надо.

Мы начинаем пробежку. С одной стороны тянутся сады, с другой летают чайки и скользят по водной глади маленькие парусники – те и другие вовсю используют мистраль. Он не прекратился ни на третьи сутки, ни на шестые и, наверно, лишь на девятые стихнет, исчезнет, унося с собой синеву неба и хорошую погоду. Мы бежим вдоль берега уже пятнадцать минут. Ньон остался позади, так что нам лучше повернуть назад.

Я давно не бегала. И через двадцать минут выдыхаюсь и останавливаюсь. Не могу больше. Остаток пути проделаю шагом.

– Можешь! – подбадривает меня муж, подпрыгивая на месте, чтобы не терять ритма. – Не останавливайся. Надо идти до конца.

Сгибаюсь вдвое, упершись руками в колени. Сердце колотится. Дают себя знать мои бессонные ночи. Муж бегает вокруг меня.

– Давай-давай! Ты сможешь! Главное – не останавливаться! Сделай это ради меня, ради наших детей. Это ведь не просто пробежка. Надо помнить, что есть линия финиша и что нельзя сдаваться на середине дистанции.

О чем он говорит? Не о моей ли тоске?

Он подходит ближе, вплотную. Берет меня за руку и мягко встряхивает. У меня нет сил продолжать бег, но и на сопротивление их тоже не хватает. И я делаю то, что он говорит. И остающиеся десять минут мы все же бежим вместе.

На обратном пути вдруг замечаю предвыборные плакаты, и там среди многих лиц вижу улыбающегося в объектив Якоба Кёнига.

Я прибавляю скорости. Удивленный муж тоже наращивает темп. И вместо предполагаемых десяти минут укладываемся в семь. Дети сидят как сидели. Вокруг простирается необыкновенной красоты пейзаж – горы, Альпы на горизонте, в поднебесье парят чайки, а они не отрываются от экранчика. Поистине, это устройство пожирает души.