Эндрю Грир - Невероятная история Макса Тиволи

– Меня еще никогда не жалили, – всхлипнула девушка.

– Это пройдет, – успокоил Хьюго, – приляг.

Она продолжала сидеть и смотреть на осу.

– Щиплет.

– Понимаешь…

– Сильнее, чем я думала. Маму как-то ужалили, а я думала, что она все преувеличивает, но… Ох, как больно.

– Еще и раздувается.

И тут Элис обратила взгляд своих карих глаз, этих ангельских глаз, на меня.

– У вас очень добрый сын, сэр.

Я хотел ответить, но ничего не получилось. Я был молчаливым стариком, и Элис отвернулась.

– Мама! – позвала она, затем снова посмотрела на осу. – Бедняжка.

– Хм, – промычал Хьюго, поднимаясь с колен.

– Вы что, так меня здесь и оставите? – изумилась девушка.

Я как раз открыл рот, чтобы выговорить то, что пытался сказать уже целую минуту. Девушка, видимо, это заметила и выжидательно посмотрела на меня. Я моргнул. Наконец я выдавил из себя:

– Он… он не мой сын.

Однако мои слова утонули в крике, раздавшемся из дома. Я обернулся и увидел обыкновенную женщину, маму. Элис, ты отвернулась, так и не расслышав меня.

– Мистер Тиволи!

Ее мама выбежала из дома и присела около дочери. С проворностью медсестры она забинтовала нежную шею Элис. Она естественно и легко обращалась со своей худенькой девочкой, постанывавшей от боли. Миссис Леви носила траур последний год и сохраняла красоту зрелой женщины. Она была одета со вкусом, на шее виднелось жемчужное ожерелье, скромный турнюр подчеркивал ее женственную фигуру, а приталенная блуза выгодно огибала впечатляющий бюст. Я не умею определять возраст, сколько ей было, Элис? Сорок пять или сорок шесть? Миссис Леви с улыбкой и добродушным ворчанием перевязывала шею дочери, но даже не смотрела на нее. Чувственные темно-карие глаза смотрели прямо на меня.

– Мистер Тиволи, как я рада, что встретилась с вами… Не дергайся, Элис, это совсем не больно.

Элис! Теперь я знал ее имя, и она стала мне ближе всех девушек, с которыми я сталкивался прежде.

– Полагаю, вы счастливы вернуться в старый дом вашего брата, нам здесь очень нравится, не так ли? Да что ты натворила, глупая девчонка? Ты схватила осу, она тебя ужалила, уф-ф, надеюсь, нарыва не будет, а если и будет, то послужит тебе хорошим уроком, ясно? Сиди смирно, Элис. Твое платье промокло, теперь придется его сушить. Я встретила вашу невестку, мистер Тиволи, она очаровательная леди, я так сожалею, так сожалею.

– Да-да, мистер Тиволи, у вас очаровательная невестка, – хихикнул Хьюго.

Мама Элис полностью завладела инициативой. А я с каждой секундой чувствовал, как Элис становится мне все понятнее и ближе; я видел, как она моргает, чтобы смахнуть слезинки, красная от злости и вскрикивавшая, если мать задевала ее волосы. И вот миссис Леви уже тащила меня прочь, лишая права на сердце школьника, вместо которого в моей груди полагалось биться уставшей мышце старика.

– Элис, веди себя прилично, это наш домовладелец, мистер Тиволи. Ему столько же лет, сколько и Саут-Парку, не так ли, мистер Тиволи?

Она унизила меня на глазах у своей дочери. Шляпа вдруг показалась мне такой тесной, словно была не моей; наверное, я случайно взял чужую на какой-нибудь вечеринке.

– Я вовсе не так стар, миссис Леви, – сказал я и добавил: – Рад с тобой познакомиться, Элис.

Мои слова не произвели на девушку никакого эффекта – она пристально смотрела вдаль, зато ее мама рассмеялась, сверкнув прекрасными, словно нитка жемчуга, зубами.

Наконец Элис повернулась ко мне:

– Надеюсь, вы не будете шуметь так, как предыдущая парочка жильцов. Они топали, будто стадо коров. Миссис Леви сердито шикнула на дочь.

– Кстати, мистер Тиволи, – затараторила женщина, – вы привезли такие красивые ковры. Как же у вас будет уютно и тепло!

Миссис Леви в полной мере владела искусством ведения беседы, а я был всего лишь семнадцатилетним юношей, и мне приходилось держаться избранных ею тем. Я заговорил о коврах, брюссельских коврах, их расцветке и мягкости, я почти мог ощутить их вкус на языке, поддерживая этот пыльный шерстяной диалог в то время, как мог бы расспрашивать Элис про школьные успехи, игру на фортепьяно, путешествия; мог бы наслаждаться звучанием ее голоса. А я был вынужден смотреть, как взгляд прекрасной девушки бесцельно блуждает по сторонам, а сама она все больше погружается в свои мысли. Видимо, под влиянием материнской заботы или моего заунывного бормотания боль утихла, и милая юная Элис медленно уходила в какой-то воображаемый мир, который я жаждал с ней разделить.

– …полагаю, это просто замечательно, когда вокруг много ковров.

– Уф-ф, – вздохнула Элис.

– И дамасских кресел, я заметила их среди ваших вещей, – подхватила миссис Леви с гордостью, словно речь шла о ее пуфиках. – Я поражена, мистер Тиволи. Для мужчины вы великолепно разбираетесь в домашнем хозяйстве.

«Но я не мужчина!» – хотелось крикнуть мне, а миссис Леви уже сделала изящную паузу и спросила о человеке, стоявшем рядом, о человеке, про которого я успел забыть.

– Меня зовут мистер Хьюго Демпси, – как можно вежливее представился Хьюго, приподняв шляпу перед миссис Леви и ее моргающей мечтательной дочерью.

– А, Хьюго, – повторила Элис.

– Он близкий друг нашей семьи, – пояснил я.

Миссис Леви подхватила дочь за талию, будто срезанный цветок, который несут к вазе.

– Чудесно, чудесно. Я должна отвести Элис в дом и вылечить ее шею. Надеюсь, мы с вами еще увидимся, мистер Демпси. А вас, мистер Тиволи, мы в самое ближайшее время ждем на обед вместе с вашей невесткой.

Поклоны, реверансы, улыбки, и когда девушка, вновь обеспокоенная ноющей ранкой, скрылась в доме, я так и остался стоять посреди сада, как один из железных псов. В парке началась некая суматоха; затуманенным взглядом я отметил человека, проходившего мимо с плакатом, предостерегающим от использования паровых экипажей. Он выкрикивал лозунги и всяческие остроты, но меня это нисколько не занимало: я пытался придумать, как бы пойти на обед без мамы, застать Элис одну и рассказать ей всю правду о себе.

Вот так внезапно моя жизнь разлетелась вдребезги. Теперь не было минуты, чтобы я не страдал из-за Элис, отделенной от меня деревянным полом. Когда я стоял в гостиной, слушая мамины рассказы о наших финансовых трудностях или ночах, проведенных у спиртовой лампы, я вставал на разные части ковра, гадая, подо мной ли теперь Элис. А если шагнуть влево? Я ходил по ковру, словно конь по шахматной доске, в надежде, что когда я встану точно над Элис, то почувствую тепло ее тела и аромат волос, поднимающийся с первого этажа. Хьюго считал, что я спятил.