Джон Дэвид Калифорния - Вечером во ржи: 60 лет спустя

Совсем забыл, что у нее такие густые волосы, хотя расстались мы считаные часы тому назад. Сперва ее движения замедленны, вверх-вниз, вперед-назад, потом кругами, быстрее, быстрее. Все это время она не сводит с меня глаз. Почему-то груди у нее блестят – наверное, с лица на них падают капли пота, но точно сказать не могу. Матрас безмолвствует, зато у меня в голове гремит дикая какофония. Началась она с отдаленного топота, но тут же переросла в неописуемый хаос. К нему примешивается какое-то журчанье. Как будто сквозь мою голову льется горный ручей. Чарли движется все быстрее, а я чувствую, как ручей ускоряет свой бег с каждым ее стоном, с каждым вздохом.

Журчанье и топот наяривают, соревнуясь в громкости, я из-за этого не могу толком уследить, что происходит на кровати. Глаза слезятся, все вокруг плывет, децибелы раздирают меня изнутри – того и гляди, череп разнесут. Делать нечего: придется их выпустить. Выбора нет – сжимаю голову ладонями и пытаюсь открыть черепную коробку, чтобы какофония излилась наружу. Впиваюсь пальцами, хочу подцепить кости черепа, но не тут-то было. Потом вдруг раз – и тишина. Лавина как нагрянула, так и умолкла в один миг, и мне опять хорошо. Нигде не болит, ничего не гремит, остается лишь утереть слезы – и порядок.

Открываю глаза – и убеждаюсь, что меня ждет очередной сюрприз. Их обоих и след простыл. Не в том смысле, что они ушли, а просто улетучились. Кровать аккуратно застелена, как будто горничная только что разгладила все складочки и выровняла края покрывала. Одежда с пола тоже исчезла. Никаких признаков чужого присутствия. Встаю с кресла, заглядываю под кровать – никого. Распахиваю стенной шкаф – там болтаются пустые вешалки. Захожу в ванную комнату и вижу только свое нестираное белье. Даже в коридор выглядываю – пусто. Парочка растворилась в воздухе. Что ж, видно, в конце концов это меня накрыло – то, что много лет мирно плескалось у меня в крови. Я всегда опасался, что плохо кончу, но надеялся, что мне все-таки не снесет башку вот так, сразу. Мне думалось: сперва начну забывать имена, потом даты рождения, дальше потеряю счет дням недели. А оказывается, вот как оно обернулось. Под конец я превращаюсь в Фиби.

Ха-ха! Стало быть, мир вернулся на круги своя! Одним щелчком большого пальца смахну ее со страницы, как соринку. Чем дальше мы движемся, тем яснее, что любую дыру можно обойти. Дыр, конечно, немало, я о некоторых даже не подозревал – бездонные ямы, червоточины в пространстве и времени, сквозь которые люди проваливаются на другую сторону и расползаются на новом месте, как грибница.

Но я его держу. У меня на языке вкус его крови; вижу, что он теряет силы. Я крепко его держу и не собираюсь отпускать.

Двигаюсь к цели не спеша. Из гостиницы налево, потом в восточном направлении, в сторону реки. До Ист-Сайдского парка тащусь тридцать пять минут, пересекаю напрямик футбольное поле, а дальше – по гравиевой дорожке в сторону каменистого берега. Выбираю гладкий валун, сажусь.

Сегодня река течет с юга на север. Такое бывает, но чаще она течет с севера на юг. Эта река течет уже тысячу лет. То в одну сторону, то в другую.

Вражья сила, говорю я воде.

Говорю совсем тихо – просто чтобы не молчать. Река не отвечает, хотя и несет мимо меня тысячи тонн воды. Встаю и повторяю, теперь уже в полный голос:

Вражья сила!

Слово «сила» один раз отдается далеким эхом и умирает. Крик что-то высвобождает у меня в груди, и я распаляюсь.

Одна беда!

Пытаюсь сосчитать, сколько раз откликнется эхо, но на сей раз слышу только «…да».

Я – зверь!

Стою лицом к реке и ору что есть мочи.

На двести лет назад!

С каждым словом у меня изо рта вылетают капли слюны.

Перевести часы! Э-ге-ге! Выкрикиваю, что в голову взбредет.

ААААААХХХХХХХХХХХХХХ!

Грудь вздымается, дышать тяжело. Стою и смотрю, как вода уносит мое беспомощное эхо в океан, но все это пустое. Там, куда я иду, это неважно. Не могу поверить, что дал увести себя в сторону, потерял драгоценное время. Для меня важна только Мэри, все остальное не имеет значения. Наклоняюсь и зачерпываю пригоршню воды, чтобы напиться.

В голове ни одной мысли; единственное место, где можно найти ответ, – это библиотека. Я, конечно, понимаю, что так не делается: нельзя же подойти к стойке и попросить справочник для самоубийц, но сейчас ничего другого придумать не могу. Хватаю такси; за рулем сидит здоровенный мужик с огромной башкой. Ему приходится склонять ее набок, чтобы не упираться в крышу; как только я сажусь к нему в машину, он начинает молоть языком.

На выходные-то все поразъехались, говорит он, вроде как обращаясь к своему автомобилю, будто продолжает историю, начало которой слышал самый первый утренний пассажир, а конец услышит самый последний. Я пропускаю его треп мимо ушей.

Так вам куда – в библиотеку, что ли?

Мое отражение в зеркале заднего вида кивает.

Понял, не дурак, просто уточняю.

Господи, минуты не прошло, а он уже должен уточнять.

К вечеру здесь не протолкнуться будет, бампер к бамперу. Люди с выходных вернутся, продолжает он.

Едем вперед; гигантская башка всю дорогу трендит.

Было дело – поехал я на отдых в Европу, в Амстердам. Где меня только не носило. Но Амстердам никогда не забуду, оттянулся там по полной.

Под фоновый шум его голоса разглядываю мелькающие за окном здания, фонарные столбы, перекрестки. Когда-то это было мне в диковинку. Правда, недолго. А теперь куда ни приеду – кажется, что все уже сто раз видено.

Останавливаемся у библиотеки, а таксист не умолкает, при том что я уже выбираюсь из автомобиля.

Амстердам. Виски, гашиш – считай, даром. Амстердам, Монреаль – гашишные столицы мира.

Хлопаю дверцей и поднимаюсь по каменным ступеням.

Но стояк напрочь убивает!

Это он перегнулся через пассажирское сиденье и кричит мне вслед через полуопущенное окно.

Готов поспорить: если провести прямые линии сквозь время, сквозь бесчисленные поездки на такси, все они сойдутся в этой точке. Я что хочу сказать: какие-то вещи предрешены заранее, и неважно, сколько поездок на такси их разделяет. Просто вещи так устроены. Вот я, к примеру, выхожу из такси, поднимаюсь по этим каменным ступеням, а мысленным взором вижу Гигантскую Башку в углу прокуренного бара: глаза до красноты разъело от дыма, и этот купол возвышается надо всем вокруг, подобно горной вершине, уходящей под облака; а на последней ступеньке я откуда-то вызнаю ответ.

Наркотики – вот и весь сказ. Разворачиваюсь кругом, спускаюсь по тем же ступенькам и перехожу на другую сторону – туда, где аптека. В помещении тихо, у полок никого. Под лампами дневного света плыву между стеллажей, мимо витаминов и минералов, мимо средств от аллергии, глазных капель и всевозможных лосьонов – есть в них что-то притягательное. Так бы и плавал вдоль разноцветных флаконов и пузырьков. И тут я нахожу то, что нужно.