Нина Лакур - Замри

Я слышу, как Кэти важно произносит:

– Мама Генри была их риелтором, когда они покупали дом, и она сказала Генри, что семья у них приятная, но вряд ли впишется в наш коллектив.

– Я слышала, что она лесбиянка , – говорит Меган. Судя по тону, с которым она произносит это слово, для нее это равносильно «Я слышала, что она копается в мусорных баках и питается объедками».

– Я тоже слышала, – шепчет Лулу. – Говорят, ее выгнали из прежней школы, потому что застукали с другой девчонкой в туалете.

Я понимаю, что они обсуждают Дилан, и почему-то их болтовня меня раздражает.

– Простите, но некоторые здесь пытаются спать, – говорю я, мрачно глядя на них.

Они смотрят на меня, потом переглядываются. На секунду они замолкают. Меган проводит ладонью по аккуратно уложенным каштановым волосам. Кэти застегивает перламутровую пуговицу на кофте. Они похожи на миниатюрные копии своих матерей.

– Кейтлин? – Мисс Дилейни оглядывает кабинет так, словно назвала случайное имя из списка и не знает, кто я.

– Я тут.

– Подойди сюда, пожалуйста.

Я смотрю на часы. Меньше двух минут до конца урока.

Я встаю и подхожу к ее столу. Перед ней лежит папка с моими прошлогодними работами, и она смотрит на них через свои маленькие очки. Она вздыхает, заправляет за ухо прядь гладких черных волос.

– В этом семестре тебе обязательно нужно поработать над цветом. Посмотри сюда, – говорит она.

Но я смотрю не на работу, а на нее. Она этого даже не замечает.

– Видишь? Совсем нет контраста. Если перевести это изображение в черно-белую гамму, ты увидишь, что все цвета одинаково серые. Это делает фото скучным.

Я продолжаю смотреть на нее, а она продолжает смотреть на мою фотографию. В прошлом году она вела себя иначе. Может, она и уделяла Ингрид больше внимания, но меня она никогда не игнорировала.

Она перебирает фотографии.

– Композиция у тебя бывает удачная, но… – Мисс Дилейни качает головой. – Даже тут есть над чем поработать.

«Иди на хер, Вена, – хочется сказать мне. – Ты поставила мне отлично за эти снимки – выходит, в прошлом году тебя все устраивало». Но я молчу. Молчу и жду, когда она поднимет на меня глаза и увидит мой свирепый взгляд. Звенит звонок. Она смотрит на часы, потом снова на фотографии и спрашивает:

– Договорились?

– О чем договорились?

– До свидания.

Я качаю головой.

– А как же мои цели? – спрашиваю я. Я лишь хочу, чтобы она посмотрела на меня.

– Цвет, – говорит она, не поднимая головы от моих снимков. – Композиция.

Я собираюсь спросить ее, что она имеет в виду, как мне стать лучше, с чего начать. Но она уже встала и идет в свою подсобку. За ней закрывается дверь.

Я шагаю к корпусу естественных наук с холодным куском жирной пиццы в руке. Во дворе я замечаю Джейсона Майклса. В нашей школе чернокожих ребят немного, и он выделяется. К тому же он очень популярен: он звезда легкой атлетики и пробегает милю за 4:20. Мы ходили вместе в среднюю школу, в шестом классе у нас был общий кабинет для внеклассных занятий, и из тех времен я помню только, как мы обсуждали расовую сегрегацию и учительница вдруг спросила Джейсона, как он относится к этому явлению. Спросила перед всем классом. Как будто шестиклассник, который всю свою жизнь прожил в «белом» пригороде, готов говорить за все темнокожее население Америки. В любом случае это был глупый вопрос. Что он мог сказать? «Знаете, я всецело ее поддерживаю. Хорошо, что таких, как я, не обслуживали в ресторанах и не пускали в общественные туалеты. Поделом им».

Джейсон делает шаг в мою сторону. Я не видела его так близко уже несколько лет. У него светлые карие глаза – светлее, чем я думала. Гладкая кожа и маленький шрам на правой щеке.

Не припомню, чтобы мы с Джейсоном хоть раз разговаривали. Но кое-что я про него знаю, потому что он рассказывал Ингрид, а Ингрид мне. Например, его сестра учится в университете, и они часто созваниваются. Он живет с отцом. Он любит бегать, потому что во время бега можно разгрузить голову. Когда он тренируется, то слушает старые группы вроде «Джексон Файв».

А теперь он смотрит на меня так, будто мы знакомы.

И вдруг моя голова делается легкой, словно наполняется воздухом. Мне хочется поговорить. Джейсон открывает рот. Закрывает. Открывает снова.

– Привет, – наконец говорит он.

И это самое печальное «Привет» в моей жизни.

Мы медлим, но всего одно мгновение.

А потом расходимся в разные стороны.

Снова наступают выходные, и, хотя я знаю, что должна сейчас возиться с досками, которые ждали меня всю неделю, мне хочется одного: слушать музыку, не вылезая из постели. В голове крутятся песни, которые я хочу послушать, но мне каждый раз приходится вставать, чтобы переключить трек, потому что я не могу найти пульт от проигрывателя. После двадцатого раза я наконец решаю его поискать. Под покрывалом его нет. Под горой одежды на моем комоде тоже, нет его ни на проигрывателе, ни на столе. Я опускаюсь на ковер и заглядываю под кровать. Засовываю в щель руку и шарю под кроватью, нахожу два разномастных носка, прошлогодний табель успеваемости, который спрятала от родителей, и что-то непонятное – твердое, плоское и пыльное. Я вытаскиваю этот предмет – может, выпускной альбом из начальной школы? – но, когда я вижу, что́ это, сердце пропускает удар. Помятые страницы, на черной обложке корректором нарисована птичка.

Дневник Ингрид.

Почему-то мне становится страшно. Меня разрывает надвое: одна часть больше всего на свете хочет его открыть, а другая обмирает от ужаса. Меня трясет.

Мог ли он завалиться под кровать случайно, когда Ингрид ночевала у меня?

Могла ли она спрятать его специально?

Она никогда с ним не расставалась. Знаю, это звучит глупо, но я немного к нему ревновала. Когда мне нужно было посоветоваться или выговориться, я просто звонила ей, поэтому никак не могла взять в толк, зачем ей нужен этот секретный блокнот. Но теперь я держу его в руках – держу так, будто это живое существо.

Я долго смотрю на него, ощущая его тяжесть, разглядывая крыло птички, на котором корректор уже начал облезать. Когда руки наконец перестают дрожать, я открываю дневник. На первой странице она нарисовала себя: пшеничные волосы, голубые глаза, легкая улыбка с хитринкой. Она смотрит прямо перед собой. На заднем плане летят птицы. Она смазала их, чтобы подчеркнуть движение, а над рисунком написала: «Я воскресным утром».

Я переворачиваю страницу.

Читая, я слышу в голове жаркий шепот Ингрид, словно она делится со мной секретами.

дорогой дежурный!