Энджи Томас - Вся ваша ненависть

– Скорее переехал насовсем. Аиша говорит, они снова станут семьей, будут жить вместе и…

– Эй, – перебивает его папа. – Это твоя мама, друг мой. Не надо строить из себя взрослого и называть ее по имени.

– Хоть кому-нибудь в том доме не помешает повзрослеть, – замечает мама и, достав сковороду, кричит в коридор: – Секани, повторять я не буду. Если хочешь к Карлосу на выходные, тогда вставай! На работу я из-за тебя опаздывать не собираюсь.

Наверное, сегодня она должна отработать дневную смену за вчерашнюю ночь.

– Па, ты же знаешь, что будет, – продолжает Сэвен. – Он ее побьет, она его выгонит. Потом он снова вернется и снова скажет, что изменился. Только в следующий раз я не позволю ему поднять на меня руку.

– Ты можешь в любой момент переехать к нам, – говорит папа.

– Знаю, но не могу же я бросить Кению и Лирику. Этот придурок такой долбанутый, что может и их побить. И плевать он хотел, что это его дочери.

– Ладно, – отвечает папа. – Только ничего ему не говори. Если он к тебе полезет, скажи, и я разберусь.

Сэвен кивает и переводит взгляд на меня. Потом открывает рот и, зависнув так на несколько секунд, произносит:

– Мне очень жаль, что это случилось, Старр.

Наконец хоть кто-то озвучил то, из-за чего над всеми нами нависла туча. И по какой-то причине сейчас это так для меня важно, будто признал он сам факт моего существования.

– Спасибо, – говорю я, хотя сочувствия не заслуживаю. Его заслуживает семья Халиля.

Какое-то время слышно лишь, как потрескивает на сковороде бекон. Такое ощущение, что на лбу у меня наклейка «Осторожно: хрупкое!» и все решили, что лучше не испытывать судьбу и молчать, чем сболтнуть что-то, что меня сломает.

Но хуже тишины нет ничего.

– Сэвен, я твою худи одолжила, – бормочу я. Случайная фраза, но и она лучше, чем ничего. – Синюю. Правда, маме пришлось ее выбросить… Кровь Халиля… – Я сглатываю. – На худи его кровь.

– О…

Всю следующую минуту мы снова молчим.

Потом мама поворачивается к сковородке и хрипло произносит:

– Бред какой-то. Совсем ребенок… Он был совсем еще ребенком.

Папа качает головой.

– Парень и мухи бы не обидел. Он такого не заслужил.

– Так почему его застрелили? – спрашивает Сэвен. – Он агрессивно себя вел?

– Нет, – отвечаю я тихо.

Я пялюсь в стол и вновь чувствую на себе пристальные взгляды.

– Он ничего такого не делал, – говорю я. – Мы ничего не делали. У Халиля даже пистолета не было.

Папа медленно выдыхает.

– Народ здесь с ума сойдет, когда узнает.

– Весь район уже обсуждает это в твиттере, – замечает Сэвен. – Я еще вчера видел.

– Твою сестру упоминают? – спрашивает мама.

– Нет. Пишут: «Покойся с миром, Халиль», «Нахер полицию» и все такое. Не думаю, что им известны какие-то подробности.

– А что будет, если они всплывут? – спрашиваю я.

– Ты о чем, малыш? – хмурится мама.

– Там были только мы и коп. Ты же знаешь, как бывает. Такие вещи показывают по телику по всей стране, а потом свидетелям угрожают, на них охотятся копы и все такое.

– Я не позволю ничему подобному случиться, – говорит папа. – Никто из нас не позволит. – Он переводит взгляд на маму и Сэвена. – Нельзя никому говорить, что Старр была там.

– Даже Секани? – спрашивает Сэвен.

– Даже ему, – отвечает мама. – Пусть лучше остается в неведении. Пока мы будем просто молчать.

Я видела, как это происходит раз за разом: чернокожего парня убивают только за то, что он чернокожий, и начинается ад. Я всегда постила в твиттере посмертные хештеги, репостила фотографии на тамблере, подписывала петиции и твердила, что, если нечто подобное случится на моих глазах, я буду кричать громче всех и сообщу всему миру о происшедшем.

И вот оно случилось, а я так боюсь, что даже не могу открыть рта.

Я хочу остаться дома и смотреть «Принца из Беверли-Хиллз», мой самый любимый сериал. Кажется, я все серии знаю наизусть. Сериал ужасно смешной, а еще местами похож на мою жизнь. Даже песня из заставки как будто обо мне [17] В заставке к сериалу поется о том, как родители главного героя, Уилла, после разборки с бандитами отправили его жить в богатый район Беверли-Хиллз. : гангстеры задумали недоброе, устроили переполох в нашем районе и убили Наташу, а мои родители испугались, но отправили меня не к тете с дядей в богатый район, а в дорогую частную школу. Хотелось бы и мне оставаться собой в Уильямсоне, как это делал Уилл в Беверли-Хиллз.

А еще если я останусь дома, то смогу поговорить с Крисом. После вчерашнего злиться на него глупо. Кроме того, можно позвонить Хейли и Майе – девчонкам, которые, по словам Кении, моими подругами не считаются. Отчасти я понимаю, почему она так говорит. Я никогда не приглашаю их к себе. С чего бы? Они живут в небольших особняках, а мой дом – просто небольшой.

В седьмом классе я совершила ошибку и пригласила их к себе с ночевкой. Мама разрешила нам красить ногти, не спать всю ночь и есть столько пиццы, сколько влезет. Всё должно было быть так же весело, как у Хейли. (Мы до сих пор иногда остаемся у нее на выходные.) Тогда я пригласила и Кению, чтобы наконец-то потусоваться всем вместе. Но Хейли не пришла: папа не отпустил ее на ночь в «гетто», о чем я случайно узнала из разговора родителей. Зато пришла Майя, но вскоре попросила предков ее забрать, потому что за углом началась какая-то разборка и выстрелы очень ее напугали.

Тогда я окончательно и осознала, что Уильямсон – один мир, а Садовый Перевал – совершенно другой и смешивать их нельзя.

Впрочем, не важно, как я хочу провести сегодняшний день, – родители уже все распланировали за меня, и мама велит помочь папе в магазине.

Прежде чем уйти на работу, Сэвен заходит ко мне в комнату в рабочей форме – рубашке поло и брюках – и обнимает меня.

– Люблю тебя, – говорит он.

Потому я и ненавижу, когда кто-то умирает. Люди начинают делать то, чего не делают никогда. Даже мама обнимает меня дольше и крепче обычного, и отнюдь не просто так. Зато Секани крадет у меня из тарелки бекон, заглядывает в экран моего телефона и специально наступает мне на ногу. За это я его и люблю.

Я отношу во двор миску собачьего корма и остатки бекона для нашего питбуля Кира. Папа дал ему такую кличку, потому что он всегда был тяжелый, как мешок кирпичей. При виде меня Кир тут же принимается скакать и рваться с цепи, а когда я подхожу поближе, этот засранец прыгает мне на ноги, так что я чуть не падаю.

– Место! – кричу я.

Он сползает на траву и смотрит на меня огромными щенячьими глазами. Так он извиняется.

Знаю, питбули бывают агрессивны, но Кир бóльшую часть времени ведет себя как щенок. Большой щенок. Однако реши кто-нибудь вломиться к нам в дом – щенком он быть перестанет…