Виена Дэй Рэндел - Последняя роза Шанхая

– Почему ты спрашиваешь? – сердито прохрипел Синмэй.

Он нарушил правило о том, что «соль и сахар нельзя смешивать». И расплатился за это, лишившись некоторых друзей, представителей искусства, и деловых партнеров. Эмили Хан, вероятно, подверглась такому же обращению, но на самом деле я не очень хорошо ее знала. Я чувствовала с ней определенный дух товарищества, так как мы обе работали, бросая вызов традиционной роли женщин.

– Не бери в голову. Я устала. Я пойду в свою комнату.

– Хочешь поиграть? Я выигрываю. – Ин подмигнул мне. Он был добр ко мне, потому что я являлась его кредитором. Он занимал у меня деньги без всякого намерения вернуть их, но я все равно не могла ему отказать. Из всех моих братьев он был мне ближе всех, хотя и походил на ходячую петарду, начиненную опасным порохом молодости. Он попадал в неприятности, затевая драки, однажды его даже посадили в тюрьму. А недавно, по словам некоторых посетителей моего клуба, его видели на подпольном коммунистическом собрании.

– Ну…

– Мы еще не закончили разговор. – Синмэй бросил на меня долгий взгляд, предупреждая, что его терпение на исходе. – Пианист. Ты собираешься его уволить?

– Я забыла упомянуть. У него поранена рука.

– Значит, он даже не может играть на фортепиано.

Я потерла лоб. Я предпочитала не ссориться с Синмэем, ведь моя судьба была в его руках, но он напомнил мне, что мой бизнес всегда стоял на первом месте. У меня не было причин платить уборщику по ставке пианиста.

– Я с большим удовольствием скажу иностранцу, чтобы он убирался, Айи, – предложил Ченг с самодовольным видом. Ни для кого не было секретом, что он тоже возмущался тем, что я управляю ночным клубом. «Какой мужчина позволит своей жене флиртовать с другими?» – спросил он, когда я приобрела клуб. Но мы решили между собой, что до нашей свадьбы я буду управлять клубом, а после передам управление ему и останусь дома. С таким соглашением он имел право голоса при принятии каждого решения о клубе.

– Нет. – Я тяжело вздохнула. – Я сама скажу ему.

Он выполнял черную работу, когда менеджер Ванг позвал его в бар и прошептал что-то на ломаном английском. Эрнест не мог понять, что тот сказал, но обеспокоенный взгляд менеджера Ванга заставил его волноваться.

Айи сидела за стойкой бара, рядом с ней курил сигарету Ченг, элегантно одетый, красивый мужчина, который, как слышал Эрнест, был ее женихом. Его внушительная фигура с широкими плечами была облачена в дорогой пиджак, на руке красовались золотые часы. Эрнест видел его несколько раз и чувствовал себя неловко от его присутствия, его богатства, культурной утонченности и даже его хорошего вкуса в моде. Он также испытывал смешанные чувства, когда видел, как Ченг входит и покидает банкетный зал с Айи. Они прекрасно выглядели вместе, оба с привлекательной внешностью и дорогими украшениями. Но он заметил неловкость, отражавшуюся на лице Айи, и собственнические повадки Ченга – он всегда сжимал ее руку, как будто хотел удержать ее от бегства.

– Эрнест, я должна с вами объясниться, – сказала она, держа в руке стакан для коктейля, наполненный светлой жидкостью. Ее глаза мерцали в тусклом свете, лицо было напряженным.

Его сердце сжалось от дурного предчувствия.

– Как вы, возможно, знаете, мой клуб уже некоторое время переживает трудные времена, и я надеялась, что ваша игра в стиле «Страйд» сможет оживить мой бизнес. Но на вас напали. Конечно же, это не ваша вина. Но я не знаю, сколько еще времени займет ваше восстановление, а этот клуб важен для меня. Он является единственным источником дохода для многих моих сотрудников…

Если он потеряет эту работу, у него не будет тофу или миски риса с мучными червями для Мириам.

– Мое выздоровление не займет много времени. Еще одна неделя – это все, что мне нужно.

Ченг выпустил струйку дыма, он явно наслаждался сложившейся ситуацией.

– Тебе пора уходить, чужеземец.

Эрнест проигнорировал его.

– Вы все еще хотите представить вашим посетителям «Страйд», мисс Шао?

– Разумеется, хочу… – Она взглянула на Ченга.

– Одно выступление, – попросил Эрнест. – Один шанс. Если я его провалю, то уйду.

– Но ваша рука.

– Я справлюсь.

– Одна неделя, говорите…

– Айи. – Ченг нахмурился.

– Вообще-то, я могу сыграть прямо сейчас, – продолжил настаивать Эрнест. Она потерла лоб.

– Айи. – Еще громче повторил Ченг.

Она выглядела обеспокоенной, но улыбнулась.

– Одно выступление, Эрнест. Я согласна. Но не сегодня. Мне нужно вас должным образом представить. Как насчет послезавтра? Я размещу объявление снаружи здания, чтобы люди обязательно обратили внимание.

Ченг схватил стакан для коктейля, залпом осушил его и со стуком поставил на барную стойку. Затем поспешно удалился. Эрнест посмотрел на Айи. Она приложила палец к губам.

Счастье переполняло его. Она встала на его сторону, а не на сторону своего жениха. Может быть, она вообще не испытывала никаких чувств к Ченгу.

– Но могу я обратиться с просьбой, Айи? – спросил он тихим голосом, надеясь, что из – за громкой музыки его никто не услышит. Все в ней было завораживающим: то, как она задумчиво потирала лоб, как говорила, как ходила.

– О чем?

– Если мое выступление пройдет успешно, вы пойдете со мной в кино? – Сквозь серую дымку и огни в баре он мог видеть изгибы ее стройного тела. Он был влюблен в нее и едва мог контролировать себя. Он жаждал стать напитком в ее руке, чтобы она проглотила его, чтобы он стал неотделимым от нее.

– Вы пользуетесь моей добротой?

– Таков мой основной план.

Завеса отчужденности соскользнула, и на ее лице появилась улыбка. Айи снова была той девушкой, которая слушала его игру в «Джаз-баре». Ему хотелось поцеловать ее. Всего один поцелуй.

Она встала.

– Удачи, Эрнест. Если ваше выступление провалится, боюсь, вам понадобится другой план. Хотите выпить?

– Конечно. – Он взял коктейльный стакан из ее рук и залпом выпил содержимое.

– Хорошее вино.

У нее отвисла челюсть, и она начала смеяться. И вдруг он услышал, как люди в баре тоже засмеялись. Он облизнул губы. Это было не вино, а всего лишь холодная вода.

В тот вечер он слушал игру оркестра внимательнее, чем раньше. «Джаз помогает забыть о реальности», – сказала она. Но в нем было гораздо большее. Джаз был музыкой радости, молодости, индивидуальности; это была музыка пота и слез, сердца и души. Джаз был свободой.

У него руки чесались играть.

Вечером своего выступления Эрнест посмотрел на свое отражение в ударной тарелке, чтобы убедиться, что оно чистое. Он надел свой лучший костюм и черную оксфордскую рубашку, которую накануне вечером постирал и повесил сушиться на спинку кровати в своей квартире. Ботинки его тоже были отчищены от грязи.