Стейси Холлс - Миссис Ингланд

Я с детства привыкла делить комнату с маленькими детьми, которые быстро засыпают и иногда плачут. И совсем забыла, каково это, когда на соседней кровати твоя ровесница полночи читает с включенной лампой, а потом говорит с тобой шепотом в темноте. Мою соседку по комнате зовут няня Бэнфорд, днем она работает в детском отделении больницы. Возвращается поздно, но мы несколько раз мило побеседовали.

Я жду, пока выяснится, дадут ли мне новое назначение в семью в Йоркшире. Если это произойдет, в следующий раз напишу оттуда. Пожалуйста, помолись за меня! И не забудь сохранить мой адрес в надежном месте, когда придет письмо.

С Рэдлеттами я расставалась с тяжелым сердцем: они обходились со мной очень хорошо, и я успела к ним привязаться.

Надеюсь, ты продолжаешь учебу! Пожалуйста, передавай мой сердечный привет мальчикам и скажи маме, что я вышлю ей сентябрьское жалованье, как только его получу.

С любовью,

В течение следующих нескольких дней все было устроено. Я нарочно не распаковывала вещи, дабы не создавать у окружающих, да и у себя самой, ложное впечатление, будто мой визит на Пембридж-сквер может затянуться. Кроме того, няня Дженкинс оставила в ящиках кое-какие свои вещи: полупустую коробочку с грушевыми монпансье, два или три запылившихся носовых платка и пустую тетрадь. Днем я отсиживалась в комнате или бродила по улицам, наблюдая, как листва на деревьях постепенно становится желтой, золотистой, карамельной. Тем временем мои рекомендации были высланы, билеты на поезд заказаны, а вещи выстираны и выглажены. Доктор, прислонив к моей спине стетоскоп, предупредил о влажном климате севера и дыме из труб ткацкой фабрики.

Утром, перед отъездом, я умылась, надела форму и позавтракала. Затем в последний раз заправила кровать, хотя знала, что не успеет на нее опуститься и пылинка, как горничная снимет постельное белье. У забора ждал кеб, и, спускаясь по лестнице, я смущенно смотрела на делегацию провожающих в вестибюле. Там стояла Сим с парой студенток, а также сама миссис Уорд, которая ласково взяла меня за руку и пожелала счастливого пути. Я ужасно стеснялась, так как не привыкла находиться в центре внимания, тем не менее успела заметить восхищенные взгляды выпускниц, которым не терпелось покинуть эти стены и начать самостоятельную жизнь.

Водитель захлопнул за мной дверцу кеба, и я, помахав скромной группе на крыльце, отодвинулась от окошка, мучимая жаждой и вспотевшая от волнения.

Автомобиль мчался на восток по Бэйсуотер-роуд, а я не могла избавиться от ощущения, что еду не в ту сторону – как будто стрелки на часах стали крутиться назад. Больше не будет походов в театр с другими нянями, не будет испеченных Эллен коржиков. Я вспомнила, что оставила в кресле экземпляр Woman’s Signal, который дочитала лишь до половины. За окном, словно жуки, медленно ползли вплотную друг к другу блестящие черные кареты, пестрела яркая реклама какао, мыла, горчицы, сменялись разные магазины и уличные торговцы, цветочницы, подметальщики перекрестков, чистильщики обуви… Первое время меня поражало огромное количество работавших на улицах детей, но постепенно они стали частью городского пейзажа и казались иным биологическим видом (что конечно же не так), в отличие от своих пухлых, розовощеких ровесников, за которыми присматривала я и мои коллеги-няни.

На дорогах, соединяющих разные концы города, образовались заторы, и от всех вокруг веяло раздражением и жаром. Когда кеб затормозил у вокзала Кингс-кросс, до отправления поезда оставалось лишь двадцать минут. Я расплатилась за поездку и дала водителю на чай, не преминув в очередной раз отметить горькую иронию судьбы: кто бы сорил деньгами!

Вокзал с головокружительно высоким арочным потолком напоминал гигантский стеклянный шар, заполненный паровозным дымом. Уточнив номер платформы, я стала пробиваться сквозь толпу. Я чуть не расплавилась от жары, пока добралась до пустого купе во втором классе. Мне хотелось поскорее открыть окно, как только поезд отъедет от окутанной дымом крытой платформы, и я начала нетерпеливо обмахиваться перчатками. Через пару минут раздался свисток кондуктора. Двери вагона с грохотом закрылись. Послышался мощный гудок, и поезд, набирая скорость, покатился по рельсам с утробой, полной угля, и «глазом», устремленным на север.

Далекий гудок паровоза вырвал меня из дремы. В Йоркшир мы прибыли уже ночью, в потолочной лампе болтались остатки керосина, которых едва хватало, чтобы давать свет. Еще несколько часов назад в Лондоне стоял жаркий летний день; теперь сквозь неплотно закрытое окно в купе пробирался холод, а стекло покрылось узорами дождя. Все еще в полусне я оглянулась, ожидая увидеть Элси с леденцом во рту, отца, смотрящего в окно, но потом сообразила, где нахожусь, и поняла, что поезд остановился.

Я проверила, в кармане ли кошелек, и спешно отправилась на поиски кондуктора. Когда я в Лидсе пересела на этот паровоз, он был набит битком. Со мной в купе ехала семья с тремя детьми. Сейчас вагон опустел, и я забеспокоилась, не проспала ли свою остановку. Кондуктор сообщил, что мне выходить на следующей. Разом нахлынули страх и облегчение, трепет и радость.

Я подняла с пола книгу, которую выронила во сне, и стала приводить себя в порядок. Вглядываясь в смутное отражение в темном окне, поправила выбившиеся пряди волос и завязала ленты накидки.

Через пять минут поезд остановился. Снаружи царила кромешная тьма, словно мы въехали в туннель. Кроме меня, никто не высаживался, и, проходя сквозь вагоны, я заметила, что все они пусты. В обоих концах платформы тускло светили два фонаря, наверное, отчаявшись преодолеть ночной мрак. Хотя дождь прекратился, воздух, плотный и сырой, напоминал сохнущее на морозе белье. Раздался свисток главного кондуктора, и поезд, грохоча вагонами, медленно отъехал от станции.

Я окинула взором платформу: ни души. С противоположной стороны от путей находилось здание станции. Вход освещался множеством фонарей, имелась даже контора носильщика. Я взяла саквояж, готовясь пробираться через рельсы, как вдруг услышала торопливые шаги. Под платформой был проход, и кто-то уже поднимался сюда по пандусу. Передо мной возник мужчина: сначала показался котелок, затем веселое лицо с темными усами и, наконец, элегантное черное пальто и зеленый жилет с изящной золотой цепочкой. Крупные пальцы сжимали ручку фонаря, который незнакомец поднял повыше. Он производил впечатление добродушного хозяина гостиницы. При виде меня этот высокий, крепко сложенный мужчина радостно улыбнулся.

– Няня Мэй! – Он произнес мое имя с такой уверенностью и простотой, словно мы встречались раньше.