Михаль Шалев - Тихая ложь

– У нас в кибуце все слишком одинаковые, – решительно сказала Бамби, – а я выгляжу как супермодель. Если хочешь знать, мой ИМТне ниже, чем принято у моделей.

– А что такое ИМТ? – спросила Сиван, которая никогда не слышала этого термина.

– Индекс массы тела, который определяет правильный вес, – ответила ее сестра с глубоким убеждением. – Вот раньше как ели? Утром – половинка питы, кусочек сыра, шесть маслин и финик, а вечером – несколько кусочков вяленого мяса, и все! И никто не был толстым. А сегодня все обжираются так, что чуть не лопаются.

Это были не просто слова. Бамби сама была наглядным подтверждением своих теорий, оставаясь бодрой и жизнерадостной. На вечеринках в школе она танцевала до утра, а во время посиделок на берегу моря пела израильские песни, подыгрывая себе на гитаре. На любых соревнованиях она всегда приходила к финишу первой, а вдобавок ко всему прекрасно училась, получая высокие оценки и похвалы учителей. Все постепенно привыкли к ее худобе и уже не считали ее чем-то исключительным или тем более вредным для здоровья. Ну худая она, как скелет, и что?

Когда Бамби повзрослела и стала проводить много времени в компании друзей и поклонников, она перестала говорить странные вещи, которыми пугала всех в детстве. Однако со временем Сиван поняла, что она просто хранила их в себе, чтобы не нарушать спокойствия в отношениях с матерью, которая теперь, с появлением Долев, стала еще более занятой. Сиван помогала родителям как могла и любила играть со своей младшей сестрой. Бамби же не проявляла к ней никакого интереса.

– Она как кукла, – говорила Бамби. – А на что мне кукла? Я никогда их не любила. Вот когда она подрастет и начнет изъясняться, тогда мне будет, чем с ней заняться. Я вообще не понимаю, зачем маме с папой понадобился еще один ребенок. По-моему это довольно отвратительно.

– А что ты будешь делать, когда у тебя самой будут дети? Будешь игнорировать их, пока не вырастут?

– А я вообще не уверена, что у меня будут дети.

– У всех есть дети.

– Нет, не у всех. И у меня не будет.

Сиван не понимала, почему Бамби неприязненно относится к Долев. Она была добросердечной и всегда всем помогала: у кого-то из детей были проблемы со спортом – она бралась тренировать его, требовалось украсить клуб к празднику или организовать выпускной вечер – Бамби вызывалась первой и всегда придумывала что-то оригинальное. Она всегда и везде успевала, всем помогала и поднимала настроение. Но Долев она упорно не признавала.

Иногда у Бамби случались срывы. Раз в несколько месяцев она замыкалась в себе, надевала черные очки, которые делали все вокруг мрачным и плоским, говорила, что плохо себя чувствует и целую неделю не вылезала из кровати. Поначалу Рон и Айя снова запаниковали, но Бамби убедила их, что это просто мигрень, и они оставили ее в покое. Сиван же заподозрила сестру в обмане и стала наблюдать за ней. Одно время она даже записывала все, что происходило с Бамби в эти «черные периоды», как она их называла. Она принимала все так близко к сердцу, что это отразилось и на ее настроении. Когда Бамби говорила, что плохо себя чувствует и просила оставить ее в покое, Сиван тоже впадала в уныние. Но что она могла сделать? Бамби была вполне взрослым, разумным и сильным человеком. Ее нельзя было заставить делать то, что ей не хотелось. Ни Сиван, ни кому-либо другому не пришла в голову мысль обратиться за помощью к психологу. Обычно Бамби отвергала все попытки Сиван обсудить эту проблему, но однажды сказала ей, что в те дни, когда у нее была «мигрень», она чувствовала такое ужасное одиночество и так страдала, что иногда ей казалось, что душа ее вот-вот оставит тело и вознесется туда, где обитают феи. Это одиночество действовало на Бамби разрушительно, на нее просто страшно было смотреть. Но потом все проходило, и она снова возвращалась к жизни во всей своей красе и с прежней знергией. И так же, как это произошло с ее худобой, все привыкли, что время от времени у нее случаются головные боли, которые выключают ее на несколько дней, и решили, что так как абсолютно здоровых людей не существует, и у каждого могут быть свои проблемы, не стоит обращать на происходящее с Бамби особого внимания. И лишь Сиван в такие периоды погружалась в печаль. Но зато когда Бамби возвращалась к жизни, Сиван тоже испытывала неописуемое счастье. Они хватали доски для серфинга и бежали к морю, смеясь как сумасшедшие. В эти дни им почему-то всегда везло с волнами, а когда они, замерзшие, выбирались на берег и заворачивались в полотенца, то крепко обнимались и подпрыгивали вместе, словно были одним человеком, смеясь от счастья. Вся грусть Сиван исчезала, как по мановению волшебной палочки – ведь ее сестра снова была с ней. Так и продолжалась их жизнь, словно на качелях – вниз и снова вверх.

Яаль должен был прийти в семь, а пришел, как всегда, в восемь. Зайдя в гостиную, он первым делом протянул руки к пылающему камину.

– Что будешь пить? – спросила Сиван.

– Я не очень-то разбираюсь в винах, – ответил он, протягивая ей бутылку красного вина, – но в магазине сказали, что это – неплохое.

На пороге своей комнаты появилась Лайла.

– Спасибо вам за квартиру, – поблагодарила она Яаля. – Такой шикарный подарок! И квартира тоже шикарная.

– Ты помнишь Бамби? – спросил Яаль Лайлу, когда они уселись за стол. Сиван подала первое блюдо – карпаччо, которое она купила в гастрономе неподалеку.

– То, что я помню, скорее напоминает сон. Мы с мамой пошли в больницу, и она попросила меня не заходить в палату, а подождать ее снаружи, но когда она зашла внутрь, я последовала за ней. Мне показалось, что я увидела Белоснежку: бледное лицо с ярко-алыми губами и длинные волосы, разбросанные по подушке. Она была похожа на маму, но далеко не такая красивая, и лежала на кровати, как мертвая принцесса из сказки. Я спросила маму, что с ней случилось, и мама ответила, что она застряла между землей и небом.

– Что? – воскликнула Сиван. – Ну уж это ты все выдумала!

– Не все, только конец, – ухмыльнулась Лайла. – Для красоты. Слишком вошла в образ.

– Не морочь мне голову, – взмолился Яаль. – Будь серьезной.

– Нет, мама и правда сказала, что она застряла между землей и небом. Только это случилось гораздо позже.

– Сколько лет ей было, когда ты взяла ее с собой? – спросил Яаль у Сиван. – Я ничего не помню из того времени, я тогда был в полной отключке.

– Четыре? Пять? – спросила Лайла, глядя на Сиван.

– Около того.

– Дело в том, – начала Лайла с полным ртом, но тут же спохватилась, прожевала кусок и проглотила его, – что я до сих пор не понимаю, что же тогда произошло. Ты сказала мне, что она попала в аварию, и ее привезли в больницу, но как случилось, что она превратилась в овощ?