Элой Морено - Зеленая гелевая ручка

Внедорожник едва помещался на узкой и извилистой каменистой тропе. Пока ветки деревьев хлестали по крыше и стеклам машины, нас бросало из стороны в сторону, это было жутко весело. Отец Тони крепко держал обеими руками руль и всячески пытался избежать острых камней и выступов на дороге, но мы то и дело слышали глухие удары по днищу автомобиля, что заставляло нас инстинктивно поднимать ноги вверх. К нашему огорчению и облегчению Анны, которая уже едва сдерживала приступы тошноты, всего за пять минут мы добирались до небольшой равнины, где нам и предстояло провести следующие две или три недели.

Участок был огорожен забором высотой всего в метр, который выполнял скорее эстетическую, нежели практическую функцию. Пройти на территорию можно было через одну из двух небольших калиток, возле каждой из которых висел уличный фонарь, по форме напоминавший тыкву. И это были не все фонари усадьбы – точно такие же можно было увидеть на крыльце каждого из трех домов, даже того, что был давно заброшен.

Иногда по вечерам, когда становилось уже совсем темно, мы уходили подальше от участка, устраивались под огромным деревом и из нашего убежища любовались созвездием из пяти тыквенных фонарей.

Вчетвером – а я всегда чувствовал себя одним из Абатов – мы ходили в горы с экскурсиями, которые включали в себя не только перекусы на природе шоколадом и содовой, но и посещение близлежащих деревень, поднимались на вершины и гуляли вокруг огромного озера.

Вечерами усталость от многочасовых прогулок по дорогам, тропам и горным закоулкам буквально валила нас с ног, и как только мы заходили в дом, тут же падали без сил на диваны. К счастью, рядом всегда был кто-то, кто следил за тем, чтобы наутро мы проснулись каждый в собственной постели.

Теперь, с моим заметно выступающим животом, который хоть и не выпячивается слишком сильно вперед, но все же не приносит мне ни грамма счастья, с моей коллекцией растяжек в области талии и дряблыми мышцами груди, которые скоро перестанут уступать в размере груди жены, я вспоминаю те годы с особой грустью. Я помню те времена, когда был юным и проворным, когда мы дни напролет покоряли горные вершины, играли в прятки среди деревьев, бросались сосновыми шишками по стеклянным бутылкам и изо всех сил крутили педали велосипеда, чтобы похвастаться новыми наклейками, прикрепленными к спицам колес. Сейчас я отказался даже от возможности снова пережить эти ощущения. Наверное, рано или поздно наступает возраст, когда кажется, что все летит под откос, когда знаешь, что жизнь уже начала распадаться на мельчайшие кусочки.

Хоть мы не были братьями по крови, мы считали себя братьями по жизни. Всякий раз, когда я думаю о своем детстве, он появляется в каждом воспоминании. Даже сегодня я знаю, что никогда и ни к кому в жизни больше не буду испытывать такой привязанности, как к нему.

Я всегда думал, что у нашей дружбы нет срока годности, что она будет длиться вечно, на протяжении многих лет… но именно годы покончили с ней. Каким-то образом мы пришли к тому, что, вопреки пережитому вместе, вопреки желанию прикрыть друг другу спину, вопреки смеху до боли в животе, никто не смог открыто и честно посмотреть в глаза другому.

Эта дружба между мной и Тони, дружба братьев, которые братьями не были, но по-другому и представить себя не могли, закончилась много лет назад. Какое-то время нас объединяла прежняя привязанность, а потом не осталось даже и ее. Сегодня мы просто знакомые, случайно встретившиеся в лифте, в офисе, в городе.

Спустя десять лет после того злополучного лета, когда наша студенческая жизнь как раз подходила к концу, в нас зародилась надежда. В это время у нас стали появляться общие друзья, мы пересекались на некоторых лекциях и иногда даже оставались вместе в библиотеке, чтобы позаниматься.

У нас появился второй шанс, чтобы исцелить отношения, которые уже тогда постепенно разъедала коррозия равнодушия. Какое-то время нам удавалось поддерживать огонек трепетной дружбы: воскресный поход в кино, прогулка на велосипедах по горным тропам, как это бывало когда-то в детстве, и те редкие моменты, когда наши взгляды с еще различимыми осколками братской любви, всегда объединявшей нас, вдруг пересекались, как в той, прежней жизни.

Несколько месяцев я жил, хотелось бы сказать «мы» жили, надеждой, что все еще можно вернуть, пусть и не в точности так, как было, но хотя бы спасти что-то лучшее между нами. Однако разбитую чашку уже не склеить, и судьба принялась за свое: безжалостно стала отдалять нас друг от друга. Когда воспоминания прошлого вдохнули новую жизнь в нашу дружбу, когда казалось, что Тони и я, я и Тони, вновь можем стать родными братьями, коими никогда не были , все снова пошло не так.

Все началось, как и тогда, в один прекрасный августовский день. Один из тех дней, которые мы обычно проводили с друзьями на пляже.

Мы грелись на солнце вот уже два часа, как неожиданно пришел Пабло вместе со своей невестой и еще одной девушкой, которую никто не знал.

– Ребята, привет! – сказал Пабло, подходя к нам.

– Привет! – отозвались мы в унисон, не отрывая ни на секунду взгляда от пришедшей вместе с ними незнакомки. Любопытство в нас перемежалось с удивлением и незнакомым до этих пор желанием.

– Это моя кузина Ребекка. Ее родители только-только переехали сюда жить, и она еще никого здесь не знает… – сообщил Пабло, раскладывая полотенце на песке.

– Всем привет! – послышался мягкий голос.

Все трое разделись до купальников и плавок. Мы с Тони перевернулись на животы и, пряча взгляды за солнечными очками, продолжали наблюдать за незнакомкой.

Ребекка была настоящей красавицей с голубыми глазами, густыми волосами цвета ванили и атлетическим телосложением. Не сказать, чтобы она была высокая или низкая, скорее, среднего роста. Мы были просто ошеломлены, когда она начала растирать солнцезащитный крем по всему телу. Она заметила, что мы наблюдаем за ней, – причем не только она, но и ее кузен, среагировавший недружелюбным взглядом, – и одарила нас улыбкой. Когда с растиранием кремом, наконец, было покончено, она улеглась на полотенце лицом вниз. В тот день она была в черном бикини, которое подчеркивало ее светлые волосы, хотя это было последнее, от чего мы никак не могли оторвать свои взгляды.

С тех пор Реби – так ее по-дружески все называли – стала одной из нашей компании, но не единственной в нашей жизни.

Если что-то и привлекало меня в ней больше, чем ее телосложение, так это неисчерпаемая энергия, какое-то неутолимое желание использовать каждое мгновение жизни, которую она будто заново открывала для себя. Каждое мгновение было для нее возможностью построить новые планы на будущее, она еще не проживала сегодняшний день до конца, а уже думала о дне завтрашнем. Это было время, когда Реби даже не хотела знать значение таких слов, как сон, покой или отдых.