Миика Ноусиайнен - Перезагрузка

Original edition published by Otava Publishers, 2020

Russian language edition published by agreement with Miika Nousiainen and Elina Ahlback Literary Agency, Helsinki, Finland

Книга переведена при поддержке Агентства по финской литературе FILI (Finnish Literature Exchange)

Дизайн обложки: Otava Publishers

Адаптация обложки для издания на русском языке Анастасии Ивановой

Original text copyright © Miika Nousiainen & Otava Publishers, 2020

© Иван Прилежаев, перевод на русский язык, 2021

© Livebook Publishing House LLC, оформление, 2022

Перевод с финского языка Ивана Прилежаева

– Соболезную.

– Спасибо. Спасибо большое.

Отец был заядлым болельщиком и всегда говорил, что главное – болеть, желательно сообща, а кто победит не так важно. И вот его мечта сбылась. Все со-болезнуют. Никто не побеждает.

Мы стоим с моей мамой Сейей, сестрой Хенной и ее мужем Эсой под палящими лучами солнца перед входом в церковь и принимаем соболезнования. Отец взял да умер без предупреждения. Сердце подвело. На похоронах должны присутствовать самые близкие и любимые. И даже о них я ничего толком не знаю. Так как же, спрашивается, мне построить близкие отношения с какой-нибудь совершенно незнакомой женщиной?

Ну вот, к примеру, моя подружка Йенни. Она на похороны идти не захотела. Видимо, наши отношения еще не достигли похоронного уровня. Ну а какого достигли – крестильного, помолвочного, свадебного? Вряд ли. Мы вместе ездили в Париж, однажды были на новоселье и ходили в хозяйственный магазин. Однако до похорон нам еще далеко.

Из-за отказа Йенни пойти со мной на похороны отца, я стою перед собравшимися родственниками в одиночестве. В глазах каждого из них читается одно и то же: экий бедолага, неужели он до сих пор не сумел найти себе девушку? Что тут возразить – в моем возрасте у человека уже должна быть семья.

Ко мне подходит какой-то родственник со скорбным выражением на лице, кладет руку на плечо, а другой рукой крепко сжимает мою ладонь.

– Соболезную.

– Спасибо.

– Ваш отец был хорошим человеком. Держитесь.

– Держимся, держимся.

Один за другим текут в неспешном потоке смутно знакомые, опечаленные лица.

– Твой отец был прекрасным человеком.

Почему же он так ловко скрывал это от нас? В первую очередь, от мамы. Если уж он был таким расчудесным, то за сорок лет мог бы раскрыться перед нами. Почему-то его замечательные качества были сразу заметны посторонним, но с близкого расстояния отец вовсе к себе не располагал. Конечно, он не был и монстром, но мог бы хоть раз дать нам понять, что мы, в общем-то, не самые плохие на свете люди.

Я безразлично киваю другому родственнику, который нахваливает моего отца. Боковым зрением стараюсь следить за состоянием мамы. Похоже, напрасно беспокоюсь. Если уж она на протяжении десятков лет выдерживала брак с таким человеком, каким был мой отец, то выдержит и одни похороны. Мама впервые в центре внимания. Теперь она вдова, все взгляды обращены на нее. Всю жизнь мама старалась быть незаметной. Когда приходили гости, она перекусывала в уголке на кухне. Только следила за тем, чтобы всем было хорошо и тарелки не пустели. А теперь она в роли человека, у которого спрашивают: «Ну как ты?»

Вот последние провожающие устроились на деревянной церковной скамье. Они сидят подчеркнуто молча и листают Псалтирь. Ищут псалмы, номера которых написаны на доске перед алтарем, пробегают глазами – знакомы ли им эти строки? Там про ангела, как он ведет младенца домой через лесную чащу. Любимый псалом отца. Его душа с нами. Он и был таким – человеком, бредущим через земные кущи не разбирая пути.

Мы идем по центральному проходу мимо пришедших проститься, направляемся к пустым местам в первом ряду. За нами сидят родственники, друзья и соседи в каком-то подсознательно определенном порядке родства и близости. Сосед приоритетнее дальнего родственника, но дальний родственник ближе приятеля-болельщика или коллеги.

Священник говорит, что Мартин верил в труд, справедливость и Бога. Наверное, так и было. Но назиданий отец не любил. Хотя мама иногда все-таки решалась тихонько сказать ему, что не стоит так много курить. И есть столько масла.

Мартин всегда думал, прежде всего, о других, продолжает священник. Ну, это уже полная чепуха. Матери он определил место в углу на кухне, а нам не уставал бесконечно ставить в пример соседских детей. И откуда только у пастора такие точные сведения о каждом своем прихожанине? Наверное, священникам остается полагаться на интуицию, когда они произносят торжественные речи, и надеяться, что догадки попадут в цель. В их положении – плохой тон критиковать покойника. Возлюби ближнего своего…

Странно, но я как-то ничего не чувствую. А должен бы… Даже «Траурный марш» не может пробиться сквозь мою защитную скорлупу. В нашей жизни бывают дела и более грустные, чем смерть отца. Пожалуй, что так. Мне уже скоро сорок. И никаким потомкам пока что как-то неоткуда взяться. День похорон легче пережить со своей семьей. Дети дают ощущение продолжения. Хотя это продолжение – все равно жизнь, которая когда-то закончится.

Мы опускаем венок на белый гроб. Мама почтила память отца, выбрав не самый дешевый, а чуть подороже. Отец не уставал повторять: никогда не покупай самое дешевое. Бери следующее по цене. Никогда не будь самым плохим, Сами. Будь капельку лучше.

Я придерживаю маму под локоть, когда она начинает рыдать у гроба. Ей сложно себе вообразить, что того, кто бесконечно допекал ее своими советами, больше нет и теперь придется думать самой. Я такое даже представить не могу: мои самые долгие отношения длились чуть больше года. За это время вырабатывается, скорее, раздражение, чем привязанность.

Хенна зачитывает эпитафию, которую мы выбрали потому, что она меньше всего вводит в заблуждение относительно личности усопшего. «Недвижно покоятся надежные и натруженные руки, вечным сном объята голова отца». В этих строках нет ничего особенного, но они удивительно попадают в цель. Отец работал руками и был прилежным трудягой. Он всегда гордился своими запасами дров и плотницким мастерством.

С мужем сестры отводим маму к ее месту на скамье. Хенна протягивает ей бумажные платочки и легонько похлопывает по спине. Это уступка со стороны сестры. Они с мамой не общаются. Я пытался осторожно выяснить, что за кошка пробежала между ними. Хенну, похоже, бесит, что при каждой встрече мама заводит разговор, как ей хотелось бы быть бабушкой – «вон у Синикки уже внуки».