Сандро Веронези - Колибри

Так с раннего отрочества началась его слава человека с дурным глазом, внезапно и необратимо. Никто, даже в ретроспективе, не потрудился подумать, что по-английски слово blizzard значит «ураган» и что это практически с самого детства рисовало его кармическую картину, которую впоследствии еще точнее очертило его новое прозвище. И никто тем более не решился предложить гипотезу, что его фамилия, довольно редкая в Италии и встречающаяся только в отдельных местах Тосканы, возможно происходит (что очень соответствует его случаю) от английского слова killer [3] Убийца ( англ .). : но он все равно бы ошибся, поскольку истоки этой фамилии следует, вероятнее всего, искать в ее более распространенной форме с переменой согласной – Киллеми, происходящей из Ломбардии в ее родовитой части, но сильно укорененной среди сицилийского плебса, или, быть может, это как-то связано с итальянскими эмигрантами из древнего французского виконтства Чиллер. Все это говорится к тому, чтобы дать представление об абсолютном отсутствии вдумчивого подхода к открывшемуся в Дуччо феномену сглаза и какого бы то ни было желания разобраться в явлениях, которыми он сопровождался. У него дурной глаз, и точка, что тут еще скажешь?

В переходный период от Урагана к Неназываемому круг друзей, завоеванных спортивной славой, сузился, и к шестнадцати годам его единственным другом во всей Флоренции остался только Марко Каррера. Они были приятелями, сидели за одной партой в начальной и средней школе, вместе играли в теннис в Флорентийском ТК [4] ТК – теннисный клуб. , вместе занимались горными лыжами, пока Марко не прекратил участвовать в соревнованиях, и, хотя учились потом в разных лицеях, продолжали видеться каждый день и без тренировок, в основном чтобы послушать американские группы преимущественно с западного побережья – Eagles, Crosby Stills Nash & Young, Poco, Grateful Dead – их объединяла любовь к этой музыке. Но главным, главным , что скрепило их дружбу, стала внезапно накатившая страсть к азартным играм. По правде говоря, она была в крови Дуччо Киллери; Марко ограничился тем, что разделил страсть друга и наслаждался вместе с ним небывалым чувством свободы, или, точнее, освобождения, вызванного этим крутым поворотом в их судьбах. Действительно, в родословных обоих не наблюдалось следов демона этой страсти, даже в самых дальних их ответвлениях, в самые отдаленные времена: никакого двоюродного дедушки, спустившего состояние на игре в баккара в салонах фашистской аристократии, никакого капитала, скопленного в девятнадцатом веке и спущенного в мгновение ока по вине прадедушки в инвалидной коляске, которого здорово потрепала Первая мировая война. Они попросту открыли для себя игру. Дуччо в большей степени пользовался ею как отмычкой от своей «золотой клетки» (так тогда говорили), в которую его посадили родители, и перспектива промотать их состояние в игорных домах и казино привлекала его настолько, насколько их в свое время привлекла перспектива накопить его торговлей в магазинах готовой одежды. Но ему было пятнадцать, шестнадцать, семнадцать – что можно промотать в этом возрасте? И хотя карманных денег в неделю он получал немало (примерно вдвое больше, чем Марко), смешно было думать, что эта мелочь оставит хоть малейшую царапину на семейном благополучии: самое большее, в худшие дни он брал взаймы какую-то сумму в музыкальном магазине «Мондо диско» на улице Конти, где они с Марко затоваривались импортными пластинками, – через несколько недель он возвращал долг самостоятельно, не выпрашивая денег у родителей.

Дело в том, что Дуччо часто выигрывал. Он был смекалистый малый. В играх в покер с друзьями не было спортивного азарта (невинные партии субботними вечерами, где можно было выиграть максимум двадцать тысяч лир), и поэтому вскоре, с учетом репутации, превратившей его в Неназываемого, он был изгнан из компании. Марко оставили, и какое-то время тот продолжал играть и тоже выигрывал, пока сам не бросил, чтобы последовать за другом по профессиональной стезе. Сперва это были скачки. Будучи несовершеннолетним, Дуччо Киллери не мог попасть в подпольные тотализаторы и тем более в казино, но на ипподроме Ле-Молины [5] Ле-Молина – район города Фьезоле в 4 км от Флоренции, в котором проживает 42 человека и имеется ипподром. не требовали документов. Он был талантлив во всем, заранее все просчитывал. И вот он начинает прогуливать уроки, проводит каждое утро на ипподроме, наблюдает за выездкой верховых лошадей в компании старых берейторов, обучавших его секретам царства скачек. А вот рядом с ним и Марко, на утренних тренировках, в манеже после обеда или на вечерних бегах в Ле-Молине, где они ставят на облюбованных лошадей или на тех, которым, как им шепнули, обеспечена победа в групповых заездах. И друзья снова выигрывали – больше, чем проигрывали.

Но в отличие от Марко, не забросившего ни друзей, ни спорт, ни девушек и не посвящавшего родителей в свои увлечения – он дорожил открывавшимися перед ним возможностями блестящей жизни, которую все ему предрекали, – Дуччо Киллери воспользовался игрой, чтобы оборвать связи со своим буржуазным будущим. Вначале он сильно обиделся, что его прозвали Неназываемым, но в дальнейшем обернул ситуацию в свою пользу. Несмотря на то что друзья избегали его как чумы, он каждый божий день виделся с ними в школе, а поскольку Флоренция – не Лос-Анджелес, сталкивался с ними то в центре города, то в кинотеатрах, то в барах. Скоро он понял, что любое его высказывание обладает магической силой анафемы, и, поскольку со всеми время от времени происходит что-то неладное, его замечания типа «Ты в хорошей форме» или «Какой-то ты невеселый» оказывались в равной степени убийственными для его собеседника, сражая того наповал в мгновение ока. Пусть это покажется невероятным, но парни и девушки конца семидесятых годов ХХ века верили, что Дуччо Киллери мог их сглазить. Не верил, естественно, только Марко, которому задавали один и тот же вопрос: «Ну как ты можешь с ним водиться?» Но и ответ, естественно, всегда был один и тот же: «Потому что он мой друг».

И все же, хотя Марко никогда бы не сознался, были две другие, не столь невинные причины, по которым он общался с Дуччо Киллери. Одной, как мы сказали, была игра: с Дуччо он испытывал невероятный выброс адреналина, выигрывал деньги и открывал для себя потаенный мир, который ни его утонченная мама, ни покладистый отец, ни сестра – сестра Ирена, старше его на четыре года, вся в своих личных проблемах, ни младший брат Джакомо, умиравший от детской ревности, – не могли себе даже представить. Другой причиной был откровенный нарциссизм: ему прощали дружбу с парией, в нем ценили интеллигентность, прекрасный характер и щедрость – какой бы ни была причина, Марко, не опасаясь негативных последствий, мог выступить против диктата стаи, и он любовался собой в зеркале этой власти. Более того, говоря по правде, существовали только две эти причины, по которым в последующие годы он продолжал общаться с Дуччо Киллери, все остальные, на которых взросла их дружба, мало-помалу отмирали. Действительно, Дуччо очень изменился, а так как Марко только тогда стал что-то понимать в жизненных переменах, – ему показалось, что в худшую сторону. Физически Дуччо сделался малоприятным: когда он говорил, в уголках рта у него собирались сгустки белой слюны; в сальных, черных как смоль волосах появилась перхоть; он редко вставал под душ, и от него несло немытым телом. Постепенно он перестал интересоваться музыкой: Англия в то время возродилась – The Clash, The Cure, Graham Parker & The Rumour и сверкающий мир Элвиса Костелло, – но ему все это уже было до фонаря, он не покупал дисков и не слушал кассет, которые ему записывал Марко. Перестал читать книги и газеты, кроме «Скачек и жокеев». В его речи появились старомодные словечки и выражения, совершенно чуждые его поколению: «потрясающий и обильный», «окей-хоккей», «часто и охотно», «мораль сей басни такова», «всякая всячина», «в этом смысле», «непременно». На девушек он не засматривался, все, что ему было нужно, получал от проституток в парке Кашине.