Джулия Клэйборн Джонсон - Будь со мной честен

– Гм… – задумалась я. – В таком случае не надо наклеек. Лучше я покажу ему, как ставить дверь на место.

– Да, сделай милость, – сказала она, толкая дверь туда и обратно. – Надо ж такое придумать, наклейки. Ты ведь не из Нью-Йорка?

– Из Небраски.

– Естественно, из Небраски, откуда же еще. Штат «Покажи-ка мне».

– Так называют Миссури, – возразила я.

– Все эти центральные штаты на одно лицо, – сказала она, открыла дверь и окликнула сына: – Иди сюда, Фрэнк! Скорее!

Толкнув одним мизинчиком дверь, она сощурилась, глядя через стекло, и перевела взгляд на часы.

– Это надолго.

– Иду, ма! – крикнул Фрэнк.

Грабитель освободился от оков, надел ремень и вернул в кобуру воображаемый револьвер. Прошелся по двору, сдернул с куста розу, погладил лепестки и картинно понюхал цветок, после чего вставил его в нагрудный карман и расправил, придавая сходство с карманным платком. Врезался в гущу лимонных деревьев, чередующихся с огромными кустами лаванды. Пробежался туда-сюда вдоль вечнозеленой изгороди, ведя рукой по верхушкам кустов. Завел руки за спину и стал клониться в сторону поверженного персика, пока наклон не перешел в гротескное клоунское падение, сопровождаемое бешеной какофонией, состоящей из свиста, взрывов, визга и стонов. Мы слышали все это через стекло. После этого Фрэнк полежал еще немножко, сперва притворяясь мертвым, а затем царапая в пыли какие-то замысловатые узоры.

М. М. Бэннинг вновь посмотрела на часы.

– Пять минут.

Она толкнула дверь и вновь окликнула сына:

– Фрэнк! Нам до старости тебя ждать?

Она окинула меня оценивающим взглядом.

– Ну, кое-кому до старости далеко. Сколько тебе лет?

– Двадцать четыре. Почти двадцать пять.

– Выглядишь на двенадцать. – В ее устах это не походило на комплимент. – Я всегда выглядела моложе своих лет. А потом вдруг перестала. Этот дом я купила в твоем возрасте. Он стоил тогда дороже всех в округе. Я забыла, как тебя зовут.

– Извините, я не представилась. Элис Уитли.

– Хмм… Элис. Уитли. Ты не похожа на Элис. Скорее на Пенни.

Она произнесла это как «Пинни».

– Почему Пенни? – спросила я.

– Не знаю. Терпеть не могу пенни. В детстве мы зарывали их в землю, и они зеленели, а если положить монетку в рот, у нее ужасно противный вкус. Фу, гадость. До сих пор не могу забыть. Элис, Элис, Элис. Постараюсь не забыть. Я плохо запоминаю имена.

– Если хотите, могу написать «Элис» перманентным маркером у себя на лбу, – предложила я.

Она испустила короткий безрадостный смешок.

– Тебе надо познакомиться с Фрэнком. Думаю, ты ему понравишься. Он любит девушек со светлыми волосами. Даже некрасивых.

Грубо, зато честно. Я не красивая. Зато организованная и старательная. Почти никогда не жалуюсь. С шестнадцати лет работаю на паршивых работах, которые научили меня, что безделье – удел неудачников и что не стоит обижаться на оскорбления людей, которым ты подаешь пончики. У меня очень красивые волосы. Густые, светлые и блестящие по всей длине, до самой талии. Двух моих прадедушек звали Вард и Торссон, так что сами понимаете. Тем не менее открою вам секрет. Такие красивые волосы – обуза. Я всегда боюсь, что люди, увидевшие меня со спины, жестоко разочаруются, когда я повернусь к ним лицом. И все же я не такая дура, чтобы избавиться от лучшего, что во мне есть.

Фрэнк поднял с земли зеленый персик с бархатистой кожицей, провел им по щеке и стал перебрасывать из руки в руку, а когда наскучило, зашвырнул несчастный фрукт на крышу и проследил взглядом за траекторией, точно сожалея, что не может последовать за ним. После этого он покружился на месте, подняв лицо к небу, и прогулочным шагом направился к дорожке. Там он встал на скейтборд и подкатил к крыльцу, расставив руки для равновесия. С неуклюжей грацией спрыгнув с доски, он танцующей походкой прошел по гостиной, не обращая на нас никакого внимания.

– Что ты делал возле машины? – спросила у него мать.

– А, ты имеешь в виду почтовую карету? Я ее грабил. Потому и назвал тебя «ма». Для исторической достоверности. Во времена почтовых дилижансов люди называли своих мам именно так.

– Я бы попросила тебя не называть меня «ма». Мне кажется, это слово больше подходит беззубой старухе.

Фрэнк хотел прошмыгнуть мимо матери, но та поймала его за плечо и развернула ко мне.

– Погоди, ковбой. Ты ничего не заметил?

– Дверь снова работает.

– А девушка?

– Эта?

Он ткнул пальцем в мою сторону, глядя куда-то мимо меня. Может, у него плохое зрение?

– Кто она такая?

– Кто-кто. Пенни.

– Элис, – сказала я. – Меня зовут Элис.

– Что еще за Элис? – спросил Фрэнк, посмотрев на рояль.

Возможно, он подумал, что Элис – невидимая сущность, которая приводит в движение клавиши инструмента.

– Элис – это я, – представилась я.

– Что она здесь делает?

– Все, на что у меня теперь не будет времени, – пояснила М. М. Бэннинг.

– Домработница? Великолепно! В наше время так сложно найти хорошую прислугу.

Фрэнк взмахнул грязными манжетами, и я заметила в них серебряные запонки в виде масок Комедии и Трагедии. Он протянул руку ладонью вверх, точно собирался взять мою руку и поцеловать.

– Фрэнк, посмотри на свои руки. Иди вымой их с мылом. И вычисти грязь из-под ногтей. Как только закончишь, возвращайся сюда. Что я тебе сказала?

– Фрэнк, посмотри на свои руки. Иди вымой их с мылом. И вычисти грязь из-под ногтей. Как только закончишь, возвращайся сюда. Что я тебе сказала? – слово в слово повторил Фрэнк и поспешно удалился.

– Ты не поверишь, сегодня утром он принимал ванну, – сказала М. М. Бэннинг.

– Дети есть дети, – пожала плечами я.

– Этот малолетний Ноэл Кауард никогда не был ребенком. Подожди, он еще начнет рассказывать тебе анекдоты. С участием Франклина Делано Рузвельта.

– Не может быть!

– Еще как может. Однажды я повезла Фрэнка и его одноклассника в Диснейленд. Когда мы проезжали через неблагополучный район, мальчик увидел на улице мужчину, похожего на торговца наркотиками, и сказал: «Смотрите, гангстер». «Где? – спросил Фрэнк. – Это Джимми Кэгни?» В то время он сходил с ума по «Белому калению». Очень долго любимым развлечением Фрэнка было подкрасться ко мне и закричать: «Я на вершине мира, ма!»

Увидев, что мне это ни о чем не говорит, она добавила:

– Эти слова произносит герой Джимми Кэгни, которого полицейские загнали на цистерну с бензином за секунду до взрыва. Фрэнк два года носился с «Белым калением». Я очень обрадовалась, когда он переключился на «Бродвейскую мелодию сороковых». С Фредом Астером и Элинор Пауэлл. Потом он увлекся картиной «Мой слуга Годфри» с Уильямом Пауэллом, которого считает братом Элинор Пауэлл. После этого он начал говорить с акцентом Парк-авеню.