Нина Люкке - По естественным причинам. Врачебный роман

– Возможно.

– Не поделитесь секретом успеха?

– Два пальца в горло после каждого приема пищи, – ответила я, и мы засмеялись.

«Юмор – это важно, – подумала я на обратном пути в кабинет. – Важно смеяться. Всякий раз, когда мы смеемся, происходит выброс…»

«Заткнись, – сказал Туре, когда я вошла в кабинет, – просто заткнись».

Каждое утро с пяти до восьми часов я пью кофе и занимаюсь бумажной работой. Просматриваю результаты анализов крови, эпикризы болезни и выписки из больниц. Я так устала, что голова моя клонится к клавиатуре, и все же это лучшее время дня. На Солли-пласс останавливается первый трамвай. Я пишу заключения для управления социальными пособиями и выплатами страховых компаний и заполняю всевозможные формы, которые становятся все более подробными и хитроумными день ото дня, под приглушенные звуки радио NRK [5]  NRK (Norsk Rikskringkasting) – Норвежская вещательная корпорация. . Нервная система не терпит эмоций в столь ранний час, да и в течение всего дня, если на то пошло, – ничего шокирующего, никакой рекламы, никакой слишком старой или слишком новой музыки. Только отфильтрованный, авторизованный, финансируемый государством поток звуков.

«Все в порядке, – ненавязчиво сообщает нам радиоприемник, – все в порядке».

Раньше, завершив сложную консультацию, я всегда обращалась к Акселю, лично или в сообщении: «Как ты думаешь, все будет в порядке?» И даже если он стоял у операционного стола, он всегда отвечал: «Конечно, все будет в порядке».

Теперь я уже не могу задать ему этот вопрос. Если бы мне пришло в голову отправить ему такое сообщение, при нынешних обстоятельствах он бы воспринял это как объявление войны. Как будто я вовсе не отказалась от права быть заверенной в том, что все в порядке.

Мне то и дело хочется написать Акселю сообщение, рассказать ему что угодно: какую-нибудь новость о пациенте, о котором я говорила раньше, которая, я знаю, могла бы его заинтересовать. Я беру телефон и тут же вспоминаю, что уже не имею такой возможности, и в голове тревожно звенит: «Что ты наделала? Что ты наделала?» Я осматриваюсь, ищу помощи, пытаюсь собрать мысли в воспоминания, реплики и события, сумма которых могла бы подтвердить, что это должно было случиться неизбежно. Как я говорила моим пациентам, супружеской паре, потерявшей сына по причине не обнаруженного вовремя порока сердца: это должно было произойти неизбежно. В их случае это правда, в моем – нет.

Первые несколько дней я просыпалась от удушья, и мне приходилось некоторое время лежать в позе эмбриона, чтобы восстановить дыхание. Всякий раз я думала: ну все, это конец. На третий или четвертый день я позвонила Акселю и сказала, что он может забрать мою долю дома. То есть я написала ему сообщение, чтобы отрезать себе путь назад. Если на следующее утро снова случился бы приступ, я могла бы сразу успокоить себя: я отдала ему свою половину дома. С тех пор, как я переехала в клинику, Аксель не звонил и не отвечал на мои звонки, однако на этот раз он перезвонил мгновенно. Позже, в тот же день, мы сидели за кухонным столом в нашем доме в Гренде, и выражение его лица говорило о том, что он осознал, что теперь будет единоличным владельцем и что страдания того стоили. Адвокат прислал нам новый контракт, мы подписали его, но ничего не изменилось. И с чего бы чему-то меняться. По крайней мере, ради девочек будет сохранен их отчий дом. Один из аргументов Акселя состоял в том, что он был не в состоянии выкупить мою долю. Об этом он сразу же сказал. Снова его извечная озабоченность деньгами и недвижимостью. Всякий раз, когда я вспоминала об этой его слабости, удушье на некоторое время ослабляло свою хватку.

Приступы прекратились, однако, как только все заботы по взаимодействию с адвокатом и регистрации права собственности завершились, удушье вернулось.

«Таким образом, каждое утро без страха обошлось тебе в полмиллиона, – резюмирует Туре. – Или, если посмотреть на это иначе, за каждое совокупление с Бьёрном ты заплатила двести тысяч».

Я не отвечаю, и Туре продолжает:

«Это бездонный колодец, который невозможно наполнить, что бы ты ни делала и сколько бы ни отдавала. Когда ты наконец усвоишь это? Ты родилась с гипертрофированным чувством долга, и оно будет преследовать тебя до смертного одра. Тебе пора научиться жить с ним и при этом не совершать столько немыслимых поступков. Ты должна смириться с ним так же, как люди смиряются с горем. Шаг за шагом».

Я по-прежнему не отвечаю, и Туре пытается зайти с другого фланга:

«Поверить не могу, что ты добровольно отдала дом. Глупее ничего нельзя было придумать. Ты потеряла свой единственный козырь в переговорах».

Мне не нужен никакой козырь в переговорах. И я не хочу быть частью того мира, где используют подобные термины. Или рассуждают о восстановлении брака.

В последнее время приступы удушья стали случаться и посреди дня. Тогда я нагибаюсь вперед, кладу руки на колени и стараюсь наполнить легкие воздухом. Утешает то, что существует предел, до которого тело способно выносить подобные выходки, и на этот раз все проходит.

«Нужно собрать волю в кулак и выстоять», – говорю я, глядя в зеркало, ведь я знаю, что мозг можно запрограммировать. Мысли, чувства и любая мозговая активность способны со временем сформировать новые шаблоны. Это работает в обе стороны. Депрессия порой подкрадывается незаметно. Поначалу может показаться соблазнительным поддаться ей, однако стоит новому состоянию укорениться, как избавиться от него будет гораздо сложнее – сложнее, чем было бы отразить первый удар. Так я говорю своим пациентам.

Успокойтесь, получайте удовольствие от жизни, питайтесь разнообразно, больше двигайтесь. Я улыбаюсь сама себе так широко, что оголяются десны.

«Как ты думаешь, все будет в порядке?» – спрашиваю я Туре, но он не отвечает. Он просто осклабился своей надменной улыбкой от уха до уха, и я вспоминаю слова одного университетского профессора: «Внутри мы улыбаемся постоянно».

Аксель слишком много ходил на лыжах – это я могла заявить со всей прямотой. Но что, если никакого объяснения этому не существует, что, если не существует ни связного рассказа, ни героев, ни злодеев?

«Но вам ведь было довольно хорошо вместе, не правда ли?» – снова скрипит Туре.

Аксель способен пережить случившееся, мы способны пережить случившиеся. Многим парам удается оправиться от измены и даже укрепить свои отношения.

«А помнишь то интервью с семейным психологом, которое ты читала сегодня? На вопрос, могла бы она порекомендовать измену в качестве лекарства от охлаждения в сексуальных отношениях между супругами, она ответила: “С этой же вероятностью я могла бы порекомендовать онкологию”. А ты сидишь здесь, широко расставив ноги, и ждешь, что химиотерапия подействует».