Ма Лао - История города Хулучжэня

– Клянусь председателем Мао, мне правда захотелось какать!

Надевая штаны, Вань Жэньтэн задал матери вопрос, который только что пришел ему на ум:

– Мама, а раз председатель Мао умер, то кем мне теперь клясться?

Вопрос, который пришел на ум малышу Вань Жэньтэну во время отправления нужды, являл собой важную проблему, с которой должен был столкнуться народ всего Хулучжэня и даже всей страны. Городок одной стороной примыкал к горам, другой – к морю, и был расположен на холмах. Широкая дорога перед домом культуры, тянувшаяся с запада на восток, расходилась на две улицы – переднюю и заднюю, а протекающая с юга на север большая река (на самом деле это был просто незаметный ручеек) естественным образом разделяла городок на две части – западную и восточную.

Дом культуры имел символическое значение для Хулучжэня: местные мастера старшего поколения самостоятельно его спроектировали и построили, поэтому он был гордостью двух поколений. Это место общественных сборов, воздвигнутое в 50-е годы XX века, благодаря своей высоте и габаритам казалось весьма величественным на фоне низеньких жилых домов. Сразу после постройки дом культуры называли клубом и в основном использовали для проведения выступлений, митингов и кинопоказов.

С восточной и западной сторон от дома культуры находились самый большой в городке снабженческо-сбытовой кооператив (позже его переименовали в универмаг), парикмахерская, лавка печеных лепешек, фотоателье и трактир. С запада к трактиру прилегал большой двор коммуны с двумя выстроившимися в ряд просторными домами с черепичными крышами. В центре той улицы, что была напротив дома культуры, находилось зернохранилище коммуны, а по обеим сторонам от него – станция агротехники и обшарпанная лавка, где ремонтировали обувь. Мастер Янь из ремонтной лавки был старым, со всевозможными уве чья ми – у него было косоглазие, кривой рот и горб на спине. Вдобавок он страдал тяжелой формой астмы и дышал тяжело, издавая при этом сипение, словно раздувающиеся меха.

Большой каменный мост соединял два берега ре ки – за падный и восточный. Поселковая больница была построена на западном берегу реки, на южной стороне большой дороги, а на северной стороне большой дороги, напротив больницы, находилась ветеринарная станция. Если в производственной бригаде заболевала скотина, то ее приводили на лечение на ветеринарную станцию. Ну а если пригнавший скот человек тоже чувствовал головную боль, жар и недомогание, то он, не откладывая ни одного из дел, мог поручить рабочий скот ветеринару, а потом перейти через дорогу и обратиться к врачу, чтобы тот выписал ему лекарство. Впоследствии жители городка обнаружили, что врачей с ветеринарной станции часто отряжают для ведения приема в больнице, и предложили просто объединить две больницы в одну, чтобы зря через дорогу не ходить, но правительство этой идеей так и не воспользовалось. Правда, одно время глава ветеринарной станции по совместительству исполнял и обязанности главврача поселковой больницы.

Дом культуры и площадь перед ним всегда выступали как политический и культурный центр городка. На протяжении двадцати с лишним лет в доме культуры и за его пределами часто разыгрывались различные жизненные трагикомедии. Это были и песни с плясками, эстрадные номера, музыкальная драма Люй, образцовые спектакли в исполнении драматического коллектива художественной самодеятельности городка (творческой агитбригады), и воспоминания о былых страданиях, критические митинги, семинары по практической работе и церемонии принесения присяги. На этой сцене прославляли многих передовиков, работников актива, отличников труда, отличников производства и активистов и критиковали многих помещиков, зажиточных крестьян, правых, контрреволюционеров и преступные элементы. Первые стояли на сцене с сияющими улыбками, украшенные красными цветами, с похвальными грамотами в руках. Вторые же стояли на коленях, на головах у них были высокие колпаки, на шеях висели деревянные таблички, руки их были связаны за спинами, а лица белы от ужаса. А еще были те, кому доводилось стоять и в красных цветах, и в высоких колпаках – им были знакомы оба этих ощущения. В спектаклях кто-то частенько изображал смерть, а на критических митингах людей временами забивали насмерть по-настоящему.

Горбатый старик Янь, который съежился в лавке по ремонту обуви неподалеку от дома культуры, был ярым фанатиком площадных выступлений. Иногда он с трудом выдавливал из своего кривого рта слова: «Черт возьми, и чего они там маются, лучше бы свои рваные башмаки подлатали!»

Погребальный зал перед домом культуры снесли. Жители городка постепенно оправлялись от своего безутешного горя. Дождливая погода простояла сорок с лишним суток, фундамент зданий и постели во многих домах поросли зеленой плесенью.

Небо стало чистым: осенний ветер принес с собой ясную погоду. В каждом дворе спешили просушить промокшие постели, одежду, обувь и всяческую хозяйственную мелочевку.

Весь Хулучжэнь приобрел вульгарный вид. На столбах электролиний вдоль большой дороги и между деревьями протянулись веревки, на которых под дуновениями ветра развевались разноцветные пододеяльники, тюфяки, пеленки, трусы в цветочек, рваные занавески. Дворовые ограды, навесы над курятниками и частокол вокруг свинарников были заставлены поношенными ботинками с прокисшими носками, ночными горшками, кадками с разносолами и подпорченной соленой рыбой. По улицам разносилась вонь, в нос били запахи затхлости и гниения, а люди, зажимая носы, убегали на окраины, чтобы насладиться давно не виданными теплыми солнечными лучами.

Урожай в том году пропал. Посевы сгнили на корню. Пока женщины хлопотали над сушкой белья, мужчины бросились в горы и тщательно собрали проросшее заплесневелое зерно – до последнего зернышка. Они притащили назад всё, чем можно набить пустые животы – кукурузу, гаолян, соевые бобы, батат, редьку, капусту, после чего принялись бранить и понукать женщин, чтобы те убрали изношенное тряпье и освободили место для просушки зерна и хвороста, который позже пойдет на разведение огня, приготовление еды и отопление.

Однажды утром И Бай и И Цянь сломя голову примчались домой и, тяжело переводя дыхание, громко закричали своему отцу, Чудовищу И:

– Плохо дело! На стене перед входом в больницу появился реакционный лозунг! Иероглифы во-от такой величины…

И Цянь нервно жестикулировал.

– Там написано «Долой антипартийные элементы – Ван Хунвэня, Чжан Чуньцяо, Цзян Цин, Яо Вэньюань» [11] Речь идет о т. н. «Банде четырех» – левых радикалах из окружения Мао Цзэдуна, в числе которых была и его последняя жена Цзян Цин. После смерти Мао эти четыре высших партийных функционера были оттеснены своими политическими конкурентами: их арестовали и осудили за попытку государственного переворота, подделку завещания Мао и преступления против невиновных людей в ходе «культурной революции». Двое из них, Цзян Цин и Чжан Чуньцяо, были приговорены к смертной казни, но впоследствии наказание заменили на пожизненное заключение. В 1991 г. Цзян Цин осовободили по состоянию здоровья (из-за рака горла), но вскоре она повесилась в больнице ( прим. ред. ). .