Цици Дангарембга - Безутешная плоть

– Проблемы! Проблемы!

Толпа подхватывает мысль и изблевывает ее из своей утробы. Как облегчение от рвоты, когда наружу извергается то, что было заперто. Обретя нежданную свободу, толпа напирает вперед.

– Кто-нибудь, раздвиньте ей ноги, – говорит другой мужчина. – Сделайте это за нее, раз уж она сама не хочет.

Толпа подхватывает новую придумку. Ты швыряешь слова Гертруде и по всему рынку:

– Раздвиньте! Раздвиньте!

Из мусора в желобе мальчишка выхватывает початок кукурузы. Он летит по воздуху серпом и, когда чуть не попадает в голову Гертруды, прихватив несколько прядей ее стопроцентно бразильских кудряшек, у всех в животе распускается удовольствие.

Гертруда подается вперед и, опираясь ногами на ступеньки автобуса, не думая о длине юбки, карабкается вверх.

Все смеются, водитель автобуса усмехается.

– Что с тобой такое? С каких пор голым разрешается ездить в автобусе?

Рабочие неподалеку прохлаждаются у строительных лесов и, прилаживая на голове защитные каски, наблюдают. Их смех не несет ни угрозы, ни радости, ни ненависти, ни желания. Они фыркают так, что нутро их может выдать что угодно.

Одна глотка, состоящая из множества, издает вой предвкушения.

Гул разжигает желание водителя увидеть еще что-нибудь.

– Давай, давай! Моя машина хочет ехать! – кричит он Гертруде. – С приличными пассажирами! А как это возможно, если она набита голыми женщинами?

В тебе и в толпе клокочет напряжение. Над тобой висит твой смех. Наверху, там, где уже ничей, он трещит и сверкает зигзагами молний.

– Вот ведь! – не унимается водитель, рассматривая Гертруду. – Кто тебе сказал, что мой автобус спальня?

Теперь все громко обсуждают отверстия в женском теле твоей соседки. Перечисляют предметы, которые в них уже вставляли или следовало бы вставить, а также размеры аналогичных полостей, принадлежащих родственницам заложницы. Кто-то заявляет резким голосом, что она только переводит кровь, позоря борьбу за освобождение, которую ведут и в ходе которой погибают сыны человеческие.

Мальчишка опять наклоняется к желобу. В бутылке, которую он швыряет, отражается солнце.

– Да кто она такая? Пусть получает! – вопит недокормленный ребенок.

Дуга, по которой летит бутылка, оказывает магнетическое воздействие. Ее энергия дает тебе силы. Ты на пике торжества. Ты добираешься до верхней точки траектории бутылки, как будто поднимаешься на горную вершину. Толпа на Рыночной площади со стоном поднимается в выси вместе с тобой. Чудо, которое соединило всех.

Соседка мотает головой из стороны в сторону. Ей отчаянно хочется убежать.

Рабочие медленно идут к Гертруде, и, когда проходят мимо толпы, кое-кто за спинами женщин суеверно потирает себе ширинку. По верху плывет, стелется туманом томное желание. Ты вцепляешься в сумку, желая убедиться, что туфли леди Дианы на месте.

Тебя вместе с толпой несет к соседке. Она сучит красивыми ногами и изо всех сил пытается сесть в автобус. Кондуктор, не пуская ее, расставляет руки и ноги по четырем углам дверного проема. Водитель нервно водит челюстями. Он не хочет, чтобы все это безобразие творилось у него в автобусе.

– Помогите! – вопит Гертруда. – Пожалуйста, кто-нибудь, помогите, пожалуйста!

– А мы и помогаем, уж поверь, – язвит в ответ женщина.

Строитель подходит к Гертруде и, протянув руку, срывает юбку с бедер. Девушка в отчаянии извивается и на нескончаемое мгновение зависает в зеве автобуса. Когда она обвивает руками кондуктора, все шумно и раздраженно дышат.

При прикосновении молодой человек корчится. Он хочет сбросить ее, но боится оставить двери, вдруг попрет толпа.

Чьи-то руки снимают Гертруду с подножки автобуса и бросают на землю, она, потрясенная, падает мешком. Толпа делает подготовительный вдох. Вид красивой соседки наполняет тебя пустотой, от которой становится больно. Ты не подаешь назад, как хочет одна часть рассудка, а, подчиняясь остальным, проталкиваешься вперед. Ты хочешь увидеть рисунок боли, проследить ее артерии и вены, отодрать сеть ее капилляров от тела. Людская масса напирает вперед. Ты тянешься к камню. Он в твоей руке. Рука медленно поднимается.

Толпа опять рычит. Теперь от разочарования. Возле Гертруды стоит мужчина и набрасывает ей на ягодицы потрепанную брезентовую куртку. Это водитель другого автобуса. Солнце отражается от его зубов и темных очков. Он оборачивается к толпе с видом сочувствия. Гертруда изумленно поднимает на него вытаращенные, ужасно белые глаза и, словно осознав это, отворачивается.

– Тамбу, – шепчет она, найдя тебя глазами.

Ее рот сплошная яма. Она затягивает тебя туда. Ты не хочешь, чтобы она тебя там похоронила. Ты опускаешь взгляд, но не двигаешься, потому что, с одной стороны, ты зажата толпой. С другой, если ты вернешься в одиночество, то упадешь внутрь себя, туда, где нет места, чтобы спрятаться.

– Помоги мне, – просит Гертруда.

Продолжая мягко улыбаться, молодой водитель что-то шепчет Гертруде и снимает футболку, чтобы та сыграла роль ширмы. Гертруда поднимает клочки своей юбки из грязи и обвязывает вокруг бедер. Надевает и застегивает куртку, прикрыв грудь.

Толпа опять приходит в бешенство, на сей раз при виде благородства. Мальчишка швыряет банку из-под колы. Она попадает в зад молодому человеку и откатывается, но тот делает вид, что не замечает, и протягивает Гертруде руку.

– Молодой человек, вы не могли найти поприличнее? Судя по вашему виду, вам это вполне по силам! – будто злобный дух, кричит какая-то женщина.

– Или держи своих шлюх дома, – говорит один из строителей.

– И позаботьтесь, чтобы она не задерживала людей, которые не хотят ничего видеть, которые просто хотят ехать туда, куда едут, – ворчит какой-то мужчина.

– Хорошо, я ей скажу. Я позабочусь о том, чтобы она все услышала. – Молодой человек улыбается, держа руку твоей соседки в своей. – Сиси, ты ведь их слышала? – спрашивает он у нее.

Гертруда встает. Голова ее опущена, она дрожит и не отвечает. Строитель громко кричит голосом, в котором слышится отвращение:

– Теперь, когда ты в приличном виде, почему не садишься в автобус?

Горе затопляет лицо Гертруды. Другой мальчишка, когда она забирается в автобус, равнодушно швыряет в него пластиковую бутылку.

– Эй, иве, ты что, не знаешь, чей это автобус? Ты знаешь, что я с тобой сделаю, если поймаю? – рычит водитель на парнишку.

Тот улепетывает, сверкая зубами и поддерживая трепыхающиеся на коленках драные шорты. Камень скатывается у тебя с руки.

Вечером хостел как будто еще плотнее скрестил руки, отгораживаясь от тебя. Ты чувствуешь это, когда заходишь в столовую и видишь Гертруду. Она сидит за столом со своей компанией, члены которой обсуждают последнюю помаду и соревнуются, кого из них больше любят или над кем меньше издеваются их парни. Ты никогда не садишься с ними за стол.