Эли Уильямз - Словарь лжеца

– И на сем конец нашей предпоследней консультации, – произнес доктор. Обмахнул руками колени.

– Больше никаких языков и галек? Никакого Зенона ? – Трепсвернон провел пяткой ладони себе по волосам.

– Я посмотрю, сколько еще Зенонов сможет поучаствовать в нашей последней встрече на будущей неделе.

Следующий посетитель д-ра Рошфорта-Смита уже дожидался в коридоре – юная девица лет семи, чья мать щебетала здравствуйтями! и добрыми утрами! От попытки потрепать себя по голове девочка увернулась. Трепсвернон узнал ее по предшествовавшим неделям, когда, любопытствуя, поинтересовался о причине, почему ребенок посещает сию практику. Девочка, очевидно, страдала от чего-то вроде идиоглоссии и совершенно отказывалась разговаривать в чьем бы то ни было присутствии. Читать и писать она умела исключительно, но совершенно онемевала в обществе. Д-р Рошфорт-Смит пояснил, что родители подслушали, как наедине с собой она разговаривает на языке, который сама же измыслила. Будучи спрошен, достиг ли он своим попеченьем каких-либо результатов, доктор прямого ответа не дал, но сообщил, что посредством бумаги, ручки и оранжевых карандашей они установили, что девочка беседует с воображаемым тигром. Тигр этот сопровождал девочку повсюду и прозывался м-р Бурч.

Тем утром, разминувшись на пороге приемной д-ра Рошфорта-Смита, оба пациенса встретились взглядами. Когда девочку с матерью вводили в кабинет доктора, м-р Бурч предположительно оставался в коридоре. Трепсвернон представил себе, как м-р Бурч с незримым, алчным рвением рассматривает певчую птичку в кабинете. Трепсвернон обратил к девочке краткую заговорщическую улыбку.

Дитя обозрело его с озадаченной учтивостью. Затем девочкино лицо потемнело, и она испустила тихий, но отчетливый рык.

Мост мост мост

Питер Трепсвернон забрал свою шляпу и довольно поспешно сбежал по лестнице на улицу.

Моим заданием на день было проверять за Дейвидом Суонзби оцифрованный его усилиями текст «Нового энциклопедического словаря Суонзби». Он мечтал увековечить имя семьи, а также масштаб и видение его предков-редакторов тем, чтобы обновить неоконченный словарь и выложить его в сеть бесплатно. Об этом говорил он как о проекте благородном, предназначенном для совершенствования человечества, и также видел в этом способ упрочить наследие Суонзби как чего-то завершенного и выдающегося, а не благородного унылого ничтожества.

Наедине с собой я заглянула в статью гордыня (сущ.).

Чтобы мечта эта осуществилась, почти все скудные финансы Суонзби вкачивались в оцифровку словаря и усовершенствование его определений. Первое, последнее и единственное физическое издание неполного «Суонзби» вышло в 1930-е на основе громадного архива брошенных заметок и гранок, сделанных в предшествовавшие десятилетия, поэтому задача сейчас стояла немалая. В наших разговорах Дейвид очень ясно давал понять, что новых слов к этому архиву он добавлять не станет, ибо это, судя по всему, не отвечает самому духу Суонзби: скорее он желал бы удостовериться, что уже определенные слова обновлены для нынешней публики.

Узнав об этом, я не могла не отметить, что онлайновые словари уже существуют, онлайновые энциклопедии каждую секунду обновляются как специалистами, так и любителями. Показала это ему у меня в телефоне. Но они – не конкуренты. У Дейвида сделался скучающий вид, и он, похоже, несколько обиделся на то, что я не разделяю его представлений.

– Но чтобы имя Суонзби добавилось к списку, – сказал он, когда я перечислила названия различных сайтов. – Чтобы наконец-то упокоить «Энциклопедический словарь Суонзби»!

Такой логики я не понимала, но непонимание логики позволяло оплачивать счета. Всякий раз минуя портрет проф. Герольфа Суонзби в нижнем этаже, я у себя в телефоне искала статью, не наследуется ли чудачество генетически.

Каждый день Дейвид Суонзби скрывался у себя в кабинете и по многу часов тратил на перепечатку каждой отдельной статьи из своего семейного словаря, по мере своих сил и способностей совершенствуя каждое определение. Если начистоту, я думаю, одна из главных причин задержки с оцифровкой словаря – и того, что моя «стажировка» затянулась более чем на три года, – состояла в открытии Дейвидом онлайновых шахмат. Мало того: он обнаружил сайт, на котором можно «играть» так, словно участвуешь в знаменитых, исторических шахматных турнирах, – какая-то программа извлекала архивные данные и предоставляла оригинальные ходы, сделанные в конкретных партиях тем или иным игроком, а значит, можно померяться мастерством с призраком того игрока и посмотреть, удастся ли против него выстоять. Больше восьми месяцев Дейвид провел за партией, впервые сыгранной в 1926 году. В онлайновой игре он выступал как Херолд Джеймз Рутвен Мёрри (1868–1955), выдающийся историк шахмат первой половины XX века. Вы, вероятно, знаете его как шахматного историка. А также – как одного из одиннадцати детей первого редактора «Оксфордского английского словаря». Проходя всякий раз мимо кабинета Дейвида и слыша, как он колотит руками по своему лэптопу и ругается с экраном, я невольно думала, что так он пытается угомонить еще и старую вражду между «Суонзби» и «Оксфордским английским». Не знаю, выиграл ли он вообще. Уверена, что о таком он мне сообщил бы.

Однажды вечером у нас дома я попыталась объяснить оцифровку Пип. Почти все заметки к словарю сделаны в последние годы XIX века, и те слова, какие появляются или не появляются на его страницах, отражают свое время. Я обозрела кухню в поисках примера. Вот, скажем, фильтр-пакет . В 1899 году такого слова никто еще не употреблял, поэтому в корпусе словаря оно не возникнет.

– А глагол от него? – спросила Пип. Грубо. Я скроила гримасу.

В 1899 году фильтр-пакету лишь предстояло всплыть на черновых страницах или в набросках столбцов. Чайный пакетик еще не изобрели. Если верить прочим словарям, опубликованным в то время, в 1899 году никто еще не мог крутить солнце , потому что такое сочетание слов еще не полностью прижилось, да и ездить на эскалаторе . В 1899-м еще не один год до того, как бездарь, летчик и общага появятся на страницах английского словаря. Современное значение слов бодун и перепой как чего-то имеющего отношение к алкоголю, возникли не раньше 1930-х годов, поэтому на изничтоженных войной страницах «Суонзби» они так и не появляются. Язык, разумеется, развивался дальше. Бог знает, что произошло на конторской вечеринке, чтобы потребовалось такое обновление.

Чем больше думала я об этом на работе, тем больше мне нравилось близкое-но-недостижимое звучание 1900-го и его неологизмов – тех слов, что проникали в те годы в уста, уши и чернильницы. Фильтр-пакет, летчик, фин-де-сьекль . XX век, судя по всему, получился гораздо веселей, чем XIX-й с его ярыжками-лексикографами.