Марьян Камали - Маленький книжный магазинчик в Тегеране

– Читори ? Как дела? – спросил Бахман, употребив на фарси форму глагола, использующуюся для общения с близким человеком, и отбросив формальное «ты».

– Нормально. – Ройя вздохнула и вернула на полку «Анну Каренину». Когда она выпрямилась, Бахман стоял рядом и тут же обнял ее за талию. Она застыла, как статуэтка.

– Пойдем на улицу, – сказал он. Его сильная и властная рука лежала на ее тонкой талии. – Сегодня роскошная погода!

Она что-то пробормотала, возражая из скромности, но позволила ему вывести себя на яркий солнечный свет.

Он был прав. Весна бушевала, город утопал в цветах. Но Ройя беспокоилась, и ей не верилось, что они пойдут вдвоем по улице. Ведь они не помолвлены и не муж и жена; она даже почти ничего не говорила родителям про Бахмана, упомянула только, что познакомилась в магазине канцтоваров с умным парнем из хорошей семьи, страстным сторонником премьер-министра. Она знала, что такая информация произведет на отца впечатление. Конечно, Зари она рассказала больше, подробно описала их первую встречу, упомянув том числе и слово «огонь», которое он назвал, когда она спросила про стихотворение Саади. Зари проявила любопытство, но отнеслась ко всему скептически. Она сказала, что все политически активные парни – сумасшедшие, ей плевать, богата ли его семья, и, на ее взгляд, он идеалист, одержимый премьер-министром; что никто, кроме шаха, не может изменить политическую ситуацию в Иране, а Ройя должна повзрослеть и понять, что если уж она хочет заарканить парня, то надо выбрать самого лучшего. Но все-таки она с любопытством выспрашивала сестру о чувствах.

– Бахман, иди медленнее! – Он шел так стремительно, что ей пришлось бежать почти вприпрыжку, чтобы не отставать от него.

– Ой, извини. Да, конечно. – Он остановился, потом пошел гораздо медленнее, и вскоре они зашагали нога в ногу.

– Все нормально? – спросил он.

– Да, то есть нет… Что я скажу сестре? Родителям?

Казалось, Бахман удивился.

– Скажи им, всем-всем, что ты вышла на прогулку с твоим любимым. – Он сжал ей руку.

Сердце Ройи готово было взорваться от переполнявшей его любви. Ей нравилось, что они держались за руки. Нравились его слова. Любимый… Любимый…

Когда они свернули за угол и вышли на одну из главных площадей, раздались крики.

Там шла очередная демонстрация. Страсти накалились, площадь перегородили баррикадами. Люди скандировали лозунги в поддержку Мосаддыка, мегафон надрывался. Рука Ройи напряглась в пальцах Бахмана, кровь зашумела в ее ушах. Инстинкт подсказывал ей, что нужно бежать подальше от толпы.

– Бахман, пойдем отсюда.

– Неужели тебе не хочется поглядеть, что тут происходит?

– Нет, это опасно.

– Все будет нормально.

– Зари говорит, что полиция выслеживает протестующих, посылает в толпу своих шпионов…

– Не бойся. – Он крепко сжал ее руку и повел не прочь от толпы, а прямо в центр событий. На площади звучали крики «Я марг я Мосаддык!» – «Дайте мне Мосаддыка или убейте меня!».

Ройя окончательно испугалась. Неужели сторонники премьер-министра готовы умереть за него? И Бахман тоже?

– Вот как это делается, – прошептал ей на ушко Бахман, когда крики вокруг них все усиливались. – Вот как мы добьемся демократии. Мы не должны сидеть дома и молчать, позволяя шаху и иностранным компаниям взять страну под контроль. Мы заставим их услышать наш голос.

Он тащил Ройю за собой сквозь ряды демонстрантов и пробирался вперед, к баррикадам. Ройя шла и удивлялась тому, сколько людей узнавали Бахмана, уступали ему дорогу. Несколько молодых парней похлопали его по спине, один зрелый мужчина подмигнул ему. Значит, Бахман бывал всюду, раздавая листовки и брошюры? Несмотря на страх, она была полна гордости за любимого. Она видела, как уважали его люди. Они остановились у баррикады, и Бахман своей сильной рукой отгородил Ройю от толпы. Воздух над площадью казался наэлектризованным до предела; демонстрантов объединяло ощущение братства и сознание того, что они борются за правое дело. Ройя никогда не пришла бы в такое место, будь она одна, побоялась бы. Может, Бахман прав. Может, хватит ей бояться, а надо слушать и говорить самой. Возможно ли такое? Ей казалось, что с Бахманом возможно все.

А он там явно находился в родной стихии, весь полон энергии, пылал страстью. Он открыл рот, и она ожидала, что он скажет что-нибудь вроде «Разве это не удивительно?». Она уже угадывала, что он скажет, – подумать только! Как будто настолько хорошо его знала. Но она действительно знала его. Он был восхитительным и непредсказуемым, но все равно… это был он.

– Мы можем добиться всего, – сказал Бахман.

– Но коммунисты против Мосаддыка и могут…

– Я имею в виду тебя. И меня. Весь мир наш.

Стоя рядом с ним в той толпе, она почувствовала, что и вправду будущее становится более безграничным и заманчивым, чем она смела мечтать. Она оперлась на баррикаду и тоже стала кричать лозунги вместе со всеми. Странное дело: она испытывала душевный подъем, ее переполнял восторг, росла уверенность в себе. Она кричала все громче и громче. Солнце жгло ей лицо, ее косы прыгали на груди, когда она размахивала кулаком в воздухе. Ручейки пота бежали по спине, намочили ее круглый воротничок. Она слишком долго пряталась. Зачем? Бахман прав. Все эти люди вокруг нее не казались испуганными. Они все собрались на площади, чтобы протестовать, бороться. Поэтому Мосаддык мог продолжать свои реформы, чтобы Иран добился настоящей свободы. И теперь, когда они с Бахманом стояли возле баррикады, ей все казалось возможным. Они ощущали единство друг с другом и с огромной, охваченной праведным порывом толпой. Они будут бороться. Они оба переменят мир.

– Кажется, тебе тут нравится! – сказал Бахман.

Она улыбнулась и продолжала выкрикивать лозунги вместе с демонстрантами.

– Мы не будем тут задерживаться. Мне просто хотелось, чтобы ты увидела все это. Почувствовала эту атмосферу. Я не хочу, чтобы ты боялась демонстраций. Тут нормальные люди. Такие, как мы. Это все, что у нас есть. Понимаешь?

…Звук показался ей похожим на свист сабли. Когда она вспоминала тот эпизод потом, через недели, месяцы и годы, она поняла, что слышала еще, как что-то тихо звякнуло, словно треснувший колокольчик. Внезапно Бахман согнулся пополам и захрипел, пытаясь восстановить дыхание. Она оглянулась. Позади них стояли, ухмыляясь, трое мужчин в черных штанах, белых рубашках и черных шляпах. Тот, что стоял в середине, держал дубинку с зазубренной цепью, и с нее капала кровь. Бахман продолжал хватать ртом воздух. Большая рваная рана на задней стороне его шеи заметно кровоточила. Неужели эти трое стояли позади них все это время? Или они пробились к Бахману сквозь толпу? Ройя целую вечность растирала ему спину и кричала, звала его по имени. Наконец Бахман выпрямился, было заметно, что движение дается ему с огромным усилием. Его лицо исказилось от боли. Красное пятно расползалось по его воротнику и спинке рубашки.