Джоди Пиколт - Книга двух путей

Это меня ничуть не удивляло. Мама была создана для моря. В своей родной Ирландии, в графстве Керри, она каждое утро плавала в океане, не обращая внимания на температуру воды. Маму нередко сопровождали дельфины, и иногда она накручивала столько миль вдоль берега, что ее отцу приходилось приезжать за ней, чтобы отвезти назад на старом грузовичке. Когда мама носила меня под сердцем, она часами плавала в бассейне ИМКА. У мамы было тазовое прилежание плода. По словам акушерок, это означало, что я понятия не имела о гравитации и о том, где находится верх, а где – низ.

Как рассказывала мама, сперва никто не заметил ее в воде. Мама ритмичными, уверенными гребками разрезала воду, проплывая между буйками и судами. Она плыла до тех пор, пока вода, потемнев, не стала более бурной. Невидимая граница между бухтой и океаном. Маму сопровождал большой баклан, его элегантное белое брюхо – точно стрела в небе над головой. Мама рассказывала, что на океан уже опустилась ночь, когда ее подобрал капитан буксирного судна, который говорил только по-португальски; он непрерывно качал головой и показывал на ее ноги, словно не веря, что она не русалка, а обыкновенная женщина.

– Вот в чем вся штука, Мэйдн, – сказала она, используя данное мне прозвище: слово «утро» на ирландском. – Я почти сделала это. Знаешь, в Ирландии совсем другое море. Более ласковое, не такое соленое. И я уже видела берег. Я была так близко.

В детстве я ей верила. Теперь, конечно, я понимаю, что хрупкая женщина не может за несколько часов переплыть Атлантический океан. Хотя, собственно, это не имеет значения. У каждого из нас есть сказки, которые мы рассказываем себе, пока не начинаем в них верить. Маму всю жизнь мучил вопрос: кем бы она могла стать, если бы не покинула Ирландию? Быть может, олимпийской чемпионкой по плаванию. Или просто официанткой в пабе ее отца. Женой другого мужчины, матерью другой девочки.

Я тоже об этом думала. Если бы меня спросили пятнадцать лет назад, я бы ответила, что стану автором многочисленных публикаций и известным специалистом в области египтологии. Быть может, куратором в Метрополитен-музее, живущим в Челси, хорошо знающим схему подземки и выгуливающим по Центральному парку маленькую собачку. Быть может, я стала бы профессором с концессией на раскопки в Египте, куда бы дважды в год привозила студентов, чтобы извлекать из пыльной земли ее секреты. Быть может, преподавала бы в Куинз-колледже в Оксфорде, бродила бы по книгохранилищу Музея Эшмола или выступала бы на ежегодных конференциях на тему «Современные исследования в египтологии» в Мадриде, Праге или Кракове.

Возможно, я бы стояла в «Гранд-кафе» на Хай-стрит, роясь в кошельке в поисках нескольких фунтовых монет, чтобы купить латте, а мужчина в очереди за моей спиной предложил бы за меня заплатить.

Возможно, этим мужчиной оказался бы Брайан, который приехал в Англию прочитать лекцию о мультивселенных на физическом факультете Оксфорда.

Именно это я всегда и говорю себе: наша встреча была неизбежна.

Нас свела судьба.

Когда Мерит было семь лет, Брайан подарил ей на Рождество микроскоп. Я возражала, ссылаясь на то, что это слишком дорогой подарок для ребенка, которому не следует играть с предметными стеклами, но оказалась в корне не права. Мерит часами просиживала, склонившись над микроскопом, переключая на пять различных режимов увеличения, рассматривая на предметном стекле крылья стрекозы, огуречную завязь, конский волос, пыльцу тюльпана. С помощью щипчиков и тампонов Мерит педантично готовила собственные образцы, подкрашивая их эозином и метиленовой синью. Стены ее спальни были завешаны увеличенными рисунками того, что она видела: это и кружево распустившегося лепестка сирени, и спутанные спагетти бактерий, и злые геометрические глаза клеток лука. Так начинался ее любовный роман с наукой, который длится и по сей день.

Учителя ее любили. А почему бы и нет? Она сообразительная, любознательная и мудрая не по годам. Они смотрели на нее и видели заложенный в ней потенциал. Однако ученики, похоже, не могли упустить такой хороший повод для издевательства, как ее внешний вид.

Если большинство детей в начальной школе начинают выравниваться, избавляясь от круглых животиков и пухлых щечек, то с Мерит этого не случилось. И не потому, что она была недостаточно активной или неправильно питалась. Просто такое телосложение. Далеко не все подпадают под принятые стандарты красоты, и, по-моему, уже давно пора пересмотреть эти треклятые стандарты.

Но…

Я помню, каково это – быть четырнадцатилетним подростком. Помню, как глядела в зеркало и не узнавала себя. Я знаю, что видит в зеркале дочка, когда смотрит на свое отражение, хотя старательно избегает зеркал. То, как менялось мое тело, не имело никакого отношения к тому, из-за чего я могла чувствовать себя неловко. Для Мерит все обстояло по-другому. Ее тело оставалось таким же – только пухлее, мягче и больше, – и ей отчаянно хотелось его спрятать.

В прошлом году, когда она начала носить вещи большего размера, чем у меня, я объяснила ей, что размеры не являются стандартными: у одних брендов мне подходит четвертый, а у других – восьмой. Мерит посмотрела на меня долгим взглядом. «Тощие люди всегда так говорят», – сказала она и заперлась в своей комнате до конца дня.

Я мать, а потому всегда буду виновата в том, что сделала или, наоборот, не сделала. Если я готовлю на обед только овощи, дочь думает, будто я считаю ее толстой. Я стараюсь избегать темы еды, гимнастики, терапии, веса. Я знаю, каждый раз, как кто-нибудь говорит ей, что она моя точная копия, Мерит думает: «Ага, но похороненная под лишними фунтами». Знать бы еще, как заставить дочь понять, что лучше всего ее описывает собственное имя: омофон слова «добродетель» [4] По-английски добродетель – merit. .

Брайан тоже в растерянности. Он никогда не страдал от лишнего веса в детстве, не страдает этим и сейчас. Но в том, что касается Мерит, у Брайана есть одно преимущество: она не сравнивает его с собой. Быть может, именно поэтому связь между ними чуть крепче, чуть сильнее. Можно что угодно говорить о Брайане, но одного у него точно не отнимешь: больше всего на свете ему нравится роль отца. Брайан не отказался бы иметь хоть еще десять детей, но судьба распорядилась иначе, и со временем мы перестали пытаться.

«Очевидно, – каждый месяц говорил Брайан, когда я в очередной раз сообщала ему, что не беременна, – мы не можем исправить оригинальную модель».

Это лето Мерит проводит в лагере STEM для девочек-подростков. Нам пришлось чуть ли не силой отправить ее туда, но, поскольку на следующий год она будет учиться в девятом классе уже в новой школе, лагерь даст ей возможность расширить круг общения до начала учебного года. И похоже, это работает. Мерит постоянно говорит о девочке по имени Сара, которая также подает большие надежды как будущий биолог. Сегодня Мерит прислала мне сообщение, спрашивая разрешения поехать к Саре на обед.