Лайза Дженова - Моя темная сторона

Нескольких детей невозможно отвлечь. Одна девочка делает «колесо», другая просто сидит на земле и выдергивает траву. Чарли кружится на месте, пока не упадет. Потом, шатаясь, поднимается, падает, снова поднимается и кружится опять.

– Чарли, беги за мячом! – кричит ему Боб с трибуны.

Он кружится.

Другие родители тоже подбадривают своих детей.

– Давай, Джулия, давай!

– Вперед, Кэмерон!

– Бей!

Я пропустила важное совещание ради этого идиотизма. Я пробираюсь обратно к Бобу.

– Повезло?

– Нет.

Пошел снег, и теперь большинство детей и думать забыли о мяче и о том, зачем они здесь – теперь они ловят языком снежинки. Я не могу заставить себя смотреть на часы реже раза в минуту. Эта игра – или как ее лучше назвать? – длится целую вечность.

– Когда это кончится? – спрашиваю я Боба.

– Думаю, они будут бегать минут сорок пять. Ты потом домой?

– Мне нужно узнать, что я пропустила.

– А из дома ты этого не сможешь?

– Меня вообще не должно было здесь быть.

– Увидимся перед сном?

– Если повезет.

Мы с Бобом нечасто успеваем добраться домой вовремя, чтобы поужинать вместе с детьми. Их маленькие желудки начинают урчать часов в пять, и тогда Эбби кормит их макаронами с сыром или наггетсами. Но мы оба стараемся вернуться к половине седьмого – к совместному десерту. Дети едят мороженое или печенье, а мы с Бобом обычно балуем себя сыром, крекерами и вином – наш десерт скорее призван пробуждать аппетит перед ужином, который наступает у нас после того, как дети ложатся спать в половине восьмого.

Рефери, мальчик-старшеклассник, наконец свистит, и игра заканчивается. Чарли уходит с поля – он все еще не заметил, что мы здесь. Он такой красавчик, что я едва не пищу от восторга. Его густые и волнистые каштановые волосы всегда кажутся немного длинноватыми – как бы часто их ни подстригали. У Чарли голубые глаза, как у Боба, и самые длинные и черные ресницы, какие я только видела у мальчика. Когда-нибудь девчонки будут с ума сходить по этим глазам. Внезапно он стал одновременно и маленьким, и совсем взрослым. Достаточно взрослым, чтобы делать домашние задания, отрастить два постоянных зуба и попасть в футбольную команду. Но и совсем маленьким, потому что у него еще остались молочные зубы и дырки от выпавших, потому что он хочет играть на улице каждый день и больше интересуется кружением на месте и ловлей снежинок, чем победой в игре.

Теперь Чарли нас видит, и его глаза загораются. Его лицо становится поперек себя шире от глуповатой ухмылки Джека – Короля тыкв, и он с разгону врезается прямо нам в ноги. Я успеваю сунуть телефон в карман, так что теперь могу обнять сына обеими руками. Вот за этим я сюда и приехала.

– Отличная игра, дружище! – говорит Боб.

– Мы победили? – спрашивает Чарли.

Они проиграли: десять – три.

– Кажется, нет. Тебе понравилось? – спрашиваю я.

– Ага!

– Как насчет пиццы на ужин? – предлагает Боб.

– Да!

Мы направляемся к парковке.

– Мам, а ты едешь есть пиццу?

– Нет, милый, мне нужно вернуться на работу.

– Ладно, парень, бежим до машины. Готов? На старт! Внимание! Марш! – вопит Боб.

Они несутся через внутреннее поле бейсбольной площадки, взметывая облака пыли и грязи. Боб дает Чарли выиграть, и я слышу, как он театрально возмущается:

– Не может быть! Я тебя почти обогнал! Ты прямо Демон скорости!

Я улыбаюсь. Уже в машине проверяю телефон: три палочки и семь новых голосовых сообщений. Вздыхаю, беру себя в руки и нажимаю кнопку «Плей». Попетляв по парковке, я в результате оказываюсь прямо за Бобом и Чарли. Я бибикаю и машу им, глядя, как они поворачивают налево – к пицце и дому. А я поворачиваю направо и еду в противоположную сторону.

Я иду по Паблик-гарден, мимо конной статуи Вашингтона, мимо лодок-лебедей в пруду, под огромными ивами, мимо Лэка, Мэка и остальных бронзовых утят.

На мне любимые туфли от Кристиана Лубутена, черные лакированные, на десятисантиметровой шпильке, с открытым носом. Обожаю, как они стучат при ходьбе: «Цок… цок… цок… цок… цок… цок».

Я перехожу через улицу к парку Бостон-Коммон. Высокий мужчина в темном костюме движется следом. Я иду по парку мимо бейсбольных площадок и Лягушачьего пруда. Мужчина идет за мной. Я ускоряю шаг: «Цок. Цок. Цок. Цок. Цок. Цок».

Он тоже.

Быстро прохожу мимо бездомного, спящего на парковой скамейке, мимо станции метро «Парк-стрит-Ти», мимо бизнес-воротилы, говорящего по сотовому, мимо наркодилера на углу. Мужчина по-прежнему идет за мной.

Кто он такой? Чего он хочет? Не оглядывайся.

«Цок, цок, цок, цок, цок».

Вперед, мимо ювелирных магазинов и старого здания «Файленз бейсмент». Я петляю и просачиваюсь сквозь толпу покупателей и сворачиваю налево, в переулок. Улица пуста, только мужчина, преследующий меня, теперь еще ближе. Я бегу.

«ЦОК! ЦОК! ЦОК! ЦОК! ЦОК! ЦОК!»

Он тоже. Он гонится за мной.

У меня никак не получается оторваться. На стене впереди я вижу пожарную лестницу. Это выход! Я бегу к лестнице и начинаю карабкаться вверх. Преследователь лезет за мной, его шаги по металлическим ступеням эхом повторяют мои, подгоняя меня.

«ЗВЯК! ТОП! ЗВЯК! ТОП! ЗВЯК! ТОП!»

Я переставляю ноги – вверх, вверх и вверх. Легкие разрываются, ноги горят.

Не оглядывайся. Не смотри вниз. Лезь. Он прямо за тобой.

Я добираюсь до самого верха – плоская крыша пуста. Бегу к дальнему краю, больше некуда. Сердце колотится в груди. У меня нет выбора. Я поворачиваюсь к преследователю.

Никого нет. Я жду. Никто не появляется. Я осторожно возвращаюсь к пожарной лестнице.

«Цок. Цок. Цок. Цок. Цок. Цок».

Лестницы нет. Обхожу крышу по периметру – пожарная лестница исчезла. Я попалась в ловушку, я заперта на крыше этого здания.

Нужно перевести дух и подумать. Я сажусь, смотрю, как из аэропорта Логан взлетает самолет, и пытаюсь вообразить какой-нибудь другой путь вниз, кроме прыжка.

Среда

Я бостонский водитель. Ограничения скорости и «кирпичи» считаются в этом городе скорее рекомендацией, чем законом. Я петляю по городским улицам с односторонним неупорядоченным движением, огибая выбоины и наглых пешеходов-нарушителей, нутром чуя очередной объезд из-за ремонтных работ и всякий раз пролетая на желтый с удалью опытного лихача. И все это на протяжении четырех кварталов. Следующий светофор переключается на зеленый, и я тут же давлю на клаксон, однако «хонда» впереди меня с нью-гэмпширскими номерами не двигается. Как и любой уважающий себя бостонский водитель.

Поездка домой в конце дня требует гораздо больше терпения, чем утром, а терпение никогда не входило в число моих добродетелей. И утром, и вечером – пробки, но вечерняя, из города, значительно хуже. Не знаю, почему так получается. Свисток, ворота открываются – и мы все жмем на газ, как миллион муравьев, заполняющих три дорожки из сладких крошек: те, кто живет на Северном или Южном побережье, – Девяносто третье шоссе, а те, кто обитает к западу от Бостона, – Масс-Пайк. Проектировщики трассы, должно быть, не рассчитывали на такое количество жителей пригородов. А если рассчитывали, то наверняка сами они живут и работают в Вустере.