Мари-Бернадетт Дюпюи - Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея

Тон у доктора был доброжелательный, и назвал он его по имени, однако было видно, что Леон Фоше встревожен.

– Если ваши версии не совпадут, мне придется проинформировать жандармерию, несмотря на нашу с Гуго многолетнюю дружбу.

Жюстен какое-то время неотрывно смотрел на яркую листву магнолий за окном. Вот с ветки взлетела пестрая птичка… Он заговорил, осознавая важность каждого слова:

– Доктор, все было так, как рассказал мсье Ларош. Пока я служил у него конюхом, он не знал, что я его сын. Но всегда обращался со мной хорошо.

– Ладно! Это то, что я хотел услышать, – сказал доктор, вставая. – Теперь отдыхайте! Корнелия скоро принесет вам обед. Славная женщина – добрая и прекрасно готовит. Вместе мы быстро поставим вас на ноги!

– Спасибо вам за все, доктор. Вы меня спасли.

– И я очень этому рад. Сказать честно, я еще никогда не видел моего друга Гуго таким потерянным. Он, гордец, умолял меня вам помочь. Даже известие о смерти дочки, Катрин, он воспринял с каменным лицом, такой уж у него характер.

Фоше вышел из комнатушки, которую оборудовал специально для пациентов, которые по состоянию здоровья нуждались в уединении, или же для тех, кому полагалось выздоравливать под медицинским присмотром. Но объяснить самому себе, почему он соврал врачу, Жюстен не успел.

– Бульон и яичко всмятку для нашего молодца! – еще из коридора жизнерадостно защебетала Корнелия.

В сотнях миль от Шаранты, на просторах Северной Атлантики, проснулась и Элизабет. Рядом тихо разговаривали, то и дело повторялось слово «чудо». Все тело у молодой женщины болело, голова была тяжелая. Как она вообще оказалась в кровати, на сухих простынях и в ночной рубашке?

– Слава Богу, она очнулась! – словно издалека донесся дрожащий от тревоги голос Бонни.

– С плохими новостями можно подождать! – отозвался другой голос, мужской.

– Чудо, что она вообще уцелела!

Это – Жан, его звучный голос… Элизабет повернула голову и увидела, что дядя стоит возле кровати и лоб у него перевязан. Рядом – капитан парохода.

– Шторм кончился? – удивилась она. – Так тихо, и корабль почти не качает.

Бонни беззвучно заплакала, вытирая нос скомканным в шарик платком. Жан кашлянул и отвел глаза. И никто больше не говорил про чудо… Элизабет приподнялась на локтях. Был в этой картине недостающий элемент. Но какой?

– Где Ричард? Где мой муж? Я хочу видеть Ричарда! Бонни? Дядя Жан? Кто-нибудь, ответьте!

По трагическому выражению лиц она все поняла. Захотелось кричать, но горло перехватило, и из груди Элизабет не вырвалось ни звука. Капитан счел необходимым сообщить ей плохие новости лично.

– Мадам, примите наши искренние соболезнования – мои и экипажа «Гасконь»! Ваш супруг и один из матросов стали жертвами гигантской волны, которая могла переломить корабль или его потопить. Чудо, что пароход вообще уцелел. Мсье Джонсон и мой старший матрос Поль Борен погибли на глазах у офицера, которому вы, мадам, обязаны жизнью. Он вовремя увидел волну и успел увести вас туда, где было безопаснее. Приказал схватиться покрепче за поручень и заслонил собой. Слава Богу, крыша галереи смягчила удар при обрушении волны, но этого хватило, чтобы вы потеряли сознание.

– А еще ты наглоталась воды, – добавила Бонни.

– Но что случилось с Ричардом и тем матросом, что был с ним? – спросила Элизабет. – Я их видела, они шли мне навстречу!

– Вода обрушилась на палубу с такой силой, что их попросту смыло за борт. И, судя по всему, унесло далеко от парохода. Утром мы спустили шлюпки в надежде их разыскать.

У Элизабет не было слов, чтобы выразить свое смятение и горе. Она не плакала – замерла, опираясь на локоть, и была очень бледна. Мокрые распущенные волосы липли к щекам.

– Ричард не умеет плавать, – жалобным тоном промолвила она. – Пожалуйста, уйдите, я хочу побыть одна. Бонни, дядя Жан, выйдите бога ради!

– Мадам, на вашу долю выпало еще одно тягчайшее испытание, – мягко начал капитан. – И я, со своей стороны, не стану вас обнадеживать. «Гасконь» выдержала шторм, но вы совершенно правы, судно не движется, а дрейфует. Карданный вал поврежден со вчерашнего вечера, и это большая проблема, потому что после недавней модернизации парохода паруса упразднили, сочтя их ненужными [17] Достоверный факт. Этот инцидент случился с реальным судном «Гасконь». Впоследствии, из соображений безопасности, пароходы оснастили двумя карданными валами. (Примеч. автора.) .

Бонни и Жан слушали, ни один не сдвинулся с места. Они и не думали исполнять просьбу Элизабет – оставить ее в одиночестве.

– Остается добавить, что мсье Дюкен правильно сделал, настояв на нашей встрече. В твиндеке много детей болеет, предположительно тифом. Поэтому советую вам оставаться в каюте.

И капитан, очень импозантный в своей униформе с золотыми пуговицами, попрощался. Уже на пороге, держа белую фуражку в руке, он еще раз поклонился Бонни. Жан закрыл за ним дверь, прошел к кровати и присел на ее край. Элизабет демонстративно отодвинулась к стенке, ее голубые глаза метали молнии.

– Ты виноват, что Ричард утонул! – заявила она. – Уйди! Тебе на всех наплевать – и на меня, и на Бонни! Ну конечно, такой герой – в шторм идти к капитану! А я так радовалась, что вас переселят во второй класс, где намного комфортнее. Но теперь все кончено и Ричарда я больше никогда не увижу. Я – вдова в девятнадцать, дядя Жан, и по твоей вине!

– Элизабет, милая, не говори так! – попыталась протестовать Бонни. – Ведь в таком случае я тоже виновата!

– И ты виновата, да! Уходите оба! Вон! У меня умер муж, и я хочу поплакать в тишине, без ваших лицемерных утешений.

Жан тихо выругался, встал и подтолкнул Бонни к двери. Когда они исчезли из поля зрения, Элизабет легла и разрыдалась.

– Почему? Ну почему, Господи? – стонала она.

У нее вырвался хриплый крик отчаяния и растерянности. Сжимая кулачки, молодая женщина зашлась в судорожных рыданиях.

– Лучше б я утонула в Сене! Тогда бы Ричард был жив, – сетовала она. – И я же знала, знала! Эта стена из воды – я ее видела во сне. Почему? За что?

И Бонни, которая стояла по ту сторону двери в коридоре, не выдержала: вернулась обратно в каюту и принялась ее утешать.

– Элизабет, моя хорошая, не прогоняй меня! – взмолилась она. – Я хочу разделить с тобой твое горе, утешить тебя, как это было всегда!

У Элизабет не было сил возражать, и она бросилась подруге в объятия.

– Все пройдет, моя хорошая, все уладится, – приговаривала Бонни, баюкая ее, как ребенка. – Ты поплачь, и тебе станет легче. Твоя правда, я во всем виновата, да только ничего не исправишь… Это я отправила Ричарда искать Жана, из-за меня он погиб. Сам погиб, а Жана спас! Мы собирались тебе рассказать, когда ты очнешься.