Люсинда Райли - Семь сестер

На тот момент, когда нам привезли Тигги, мне уже исполнилось семь лет, и с самого начала я, что говорится, положила на нее глаз. Она была самой слабенькой из всех нас. В детстве Тигги переболела всеми возможными детскими болезнями, которые обрушивались на нее одна за другой, но все испытания малышка сносила стоически и никогда ничего не требовала. Спустя несколько месяцев папа привез домой еще одну крошку, которую звали Электрой. Марина сбивалась с ног, валясь от усталости, обихаживая такую большую семью. Часто она просила меня посидеть с Тигги, пока та преодолевала очередную простуду или воспаление легких. В конце концов, врачи диагностировали у нее астму, после чего ее лишь изредка вывозили в коляске на прогулку, чтобы – не дай бог! – густые туманы и морозный воздух, характерные для женевских зим, не вызвали у малышки новых осложнений.

Итак, Электра стала самой младшей моей сестрой. Надо сказать, ей удивительно подходит это имя. Она буквально источает это самое электричество, то есть бьет током по любому поводу. К тому времени я уже привыкла к младенцам с их маленькими капризами, но Электра оказалась, пожалуй, самой непредсказуемой и самой капризной из всех моих сестер. Живая, подвижная, как ртуть . Одно слово, Электра. С ее появлением в доме не стало ни минуты покоя. Каждый день с утра и до позднего вечера постоянно слышался ее громкий плач, то и дело переходящий в истошный визг. Ее истерические вспышки гнева, всегда сопровождающиеся громким плачем, который до сих пор стоит у меня в ушах, – вот, пожалуй, самое яркое мое детское впечатление тех лет. Но и повзрослев, Электра осталась такой же буйной и непредсказуемой.

У нас троих – Алли, Тигги и меня – имелась для нее специальная кличка: Трики или Каприза. Мы все трое стояли перед нею навытяжку, только бы у сестрички снова не случился резкий перепад настроения. И все же, если честно, то признаюсь, что бывали минуты, когда я буквально ненавидела ее за тот раздрай, который она учинила уже одним своим появлением в нашем доме.

Но вот что интересно. Стоило только Электре узнать, что у кого-то из нас, сестер, случилась неприятность, и она тут же первой мчалась на помощь, с готовностью подставляя свое плечо. В ней вообще начисто отсутствует эгоизм, а ее щедрость поистине безгранична.

Итак, с появлением Электры все мы, домочадцы, затаились в ожидании седьмой сестрички. Ведь мы, шестеро, получили свои имена в честь любимого созвездия папы – созвездия Плеяд. А его, как известно, зовут еще Семь Сестер. Словом, до полного комплекта не хватает еще одной сестры. Мы даже заранее знали, как ее назовут. Меропа. Вопрос лишь в том, когда и откуда она приедет в наш дом. Но прошел год, потом еще один, и еще. А младенцы в нашем доме больше не появлялись.

Хорошо помню, как однажды я вместе с отцом стояла возле телескопа в его обсерватории. Мне уже исполнилось четырнадцать лет, наступала пора пробуждения во мне юной женщины. Мы с папой приготовились наблюдать за затмением. По словам отца, всякое затмение – это своего рода сперма, оплодотворяющая человечество. Во всяком случае, перемены, сопряженные с этим небесным явлением, всегда неизбежны.

– Папа, – вдруг неожиданно для самой себя обратилась я к отцу. – А ты привезешь когда-нибудь домой седьмую сестричку?

На какое-то мгновение мне показалось, что мощная, сильная фигура отца застыла на месте. У него был такой вид, будто на его плечи вдруг обрушилась вся тяжесть мира. Он не повернулся ко мне, а продолжал возиться с телескопом, настраивая его на оптимальную резкость, но инстинктивно я поняла, что мой вопрос очень сильно расстроил его.

– Нет, Майя, я не привезу седьмую девочку. Никогда. Потому что я так и не нашел ее.

Впереди показались знакомые заросли густых елей, которые закрывали наш дом от любопытных глаз со стороны озера. Я даже разглядела фигуру Марины, застывшую в ожидании на пирсе. И тут до меня постепенно стала доходить вся ужасная правда того, что случилось. Отца больше нет.

Нет больше того человека, который сотворил для нас, его принцесс, самое настоящее волшебное королевство, и больше некому продолжать творить эту сказку.

Едва я ступила на пирс, как Марина тут же крепко обняла меня за плечи. Не говоря ни слова, мы побрели в сторону дома, петляя между деревьев по широкой, сбегающей вниз лужайке. В июне наш дом находится на пике своей красоты. Роскошные сады, окружающие его со всех сторон, утопают в цвету, так и маня обитателей дома вглубь, на поиски потаенных тропинок и спрятанных от посторонних глаз гротов среди этого цветущего изобилия.

Сам дом был построен в конце восемнадцатого века в стиле Людовика XV; он и сегодня поражает своим элегантным великолепием. Четырехэтажный дворец со стенами, окрашенными в водостойкую краску бледно-розового цвета, высокие решетчатые окна, островерхая крыша из красной черепицы, увенчанная башенками по всем четырем углам. И внутреннее убранство дома соответствующее. Современная роскошь в ее самом рафинированном виде: на полу повсюду толстые ковры, почти в каждой комнате мягкие, объемные диваны. Словом, все располагает к комфортному и удобному обитанию в этих стенах. Мы, девочки, занимали спальни на самом верхнем этаже, откуда открывается просто потрясающий вид на озеро, не затененный кронами деревьев, растущих внизу. Апартаменты Марины тоже располагались на одном этаже с нами.

Я мельком глянула на нее и подумала, какой же у нее усталый вид. Взгляд ее добрых темно-карих глаз затуманен, под глазами залегли густые тени, губы плотно сжаты, никакого намека на улыбку, обычно порхавшую по ее устам. Марине уже далеко за шестьдесят, но, конечно, этих лет ей ни за что не дашь. Высокая, с точеными чертами лица и орлиным взором, всегда подтянутая и элегантная, она, безусловно, была и по-прежнему остается красивой женщиной. А безупречный вкус и умение одеваться с самым настоящим шиком немедленно выдают в ней французские корни. Когда я была девочкой, Марина носила свои густые темные волосы распущенными, но сейчас она скручивает тяжелые шелковистые пряди в объемный узел на затылке.

В голове у меня крутилось множество вопросов, один из них следовало задать незамедлительно.

– Почему ты не позвонила мне сразу же, как только у папы случился сердечный приступ? – спросила я, входя в дом. Мы вошли в гостиную с высокими потолками, выходящую окнами на каменную террасу, сбегающую эстакадой вниз. По всему периметру террасы выстроились вазы с ярко-красными и золотистыми настурциями.

– Поверь мне, Майя, я хотела позвонить, умоляла его позволить мне сообщить тебе и всем остальным девочкам, но он очень расстроился, узнав о моем намерении. И я вынуждена была подчиниться его желанию.