Nuno Morais - Потерянные Навсегда

Меня отвлекает от мыслей их объект, который говорит мне, что уже все съел и что мы должны идти, потому что пора. На самом деле, мы даже опережаем свой обычный график, но не помешает уже начинать собираться. Я складываю грязную посуду и столовые приборы в посудомойку, убираю молоко, сок, масло и варенье в холодильник, а овсяные хлопья в шкаф, и мы переходим из кухни в коридор.

Я надел на Бекку плащ, резиновые сапоги, сунул ее туфли в полиэтиленовый пакет, а ей в руки мини-зонтик Marsupilami. Натянув плащ, я беру свой зонтик, портфель и мобильный телефон, ищу складной стул, вспомнил, что оставил его в детской, открываю дверь, вызываю лифт, закрываю дверь, дважды поворачиваю ключ, и мы спускаемся на первый этаж.

День, кажется, не очень-то хочет приходить, небо все такое же темно-синее и тусклое, фонари еще светят ярче, чем утренний свет. Единственный положительный момент, дождь прекратил лить и это уже очень хороший знак, потому что, если я что-то и ненавижу, так это промокшие ноги. Я надеюсь, что дождя не будет, по крайней мере, пока мы не доберемся до метро, но поскольку я что-то не доверяю погоде, я решаю взять старый желтый жук Мии, и доехать до станции.

Я только и успел усадить Бекку и пристегнуться сам, как снова пошел дождь. Если бы я мог все так предсказывать, то я бы проводил время в казино за столом, играя в двадцать одно или покупая лотерейные билеты, и работал бы исключительно для удовольствия.

Машина заводится далеко не с первого раза, когда я уже проклинаю свою удачу и думаю, что в конце концов мне все равно придется промокнуть. И мы едем под стеной дождя в сторону Коломбо, к стоянке у метро, где мне удается найти крытое место у входа. Я выключаю двигатель, расстегиваю ремень Бекки, которая, в свою очередь, выключает радио, прячет архаичную панельку с радио под сиденье, и я выхожу из машины, чтобы открыть ей дверь. Я несу все вещи подмышкой, и плащ на мне, скорее потому, что его удобнее нести на себе, чем потому, что я боюсь промокнуть, и дождь прекратился так же внезапно, как и начался, и мне сразу становится жарко - честно говоря, я не понимаю, как некоторые умудряются носить шубы и пуховики этим холодным летом, которое лиссабонцы называют зимой, когда температура редко опускается ниже десяти градусов по Цельсию и то, только утром, потому что в полдень уже пятнадцать или даже двадцать. Как бы то ни было, «каждый сходит с ума по-своему», как говорит моя бабушка, и она уж знает, о чем говорит, потому что здесь родилась.

Я засовываю портфель, сумку для обуви и зонтик подмышку, протягиваю Бекке руку, и мы спускаемся в метро, и идем к автоматам, где она настаивает спустить там несколько монет, и мы выходим на перрон. Здесь уже достаточно людей, хотя это еще не то наводнение, который обычно бывает после девяти. Иногда я задаюсь вопросом, в какое время люди фактически начинают работать, если ровно между девятью и одиннадцатью машин становится меньше, а в метро людей становится больше. Что до меня, я предпочитаю начинать раньше и уходить раньше, чем наоборот, и я думаю, что делал бы так, даже если бы у меня не было Бекки.

Метро доходит приходить где-то через пять минут, мы едем без особых трудностей, поезд на этот раз не трясет, как обычно в Лиссабоне, и Бекке уступает место милая дама. Я благодарю ее, но говорю, что в этом нет необходимости, так как она предпочитает стоять, но дама настаивает, и, чтобы не обидеть ее, я говорю девочке сесть, что она и делает немедленно, как бы говоря мне, что не стоило так расшаркиваться, просто лучше было сразу воспользоваться предложением.

Дама устраивает вечеринку на волосах Бекки, которая мотает головой, качаясь на сиденье, и женщина говорит:

- Какие у тебя красивые волосы. Как тебя зовут? - но девочка только еще больше съеживается, она не привыкла к вниманию от незнакомых людей, особенно в тех местах, где ей кажется, что все смотрят на нее, и поэтому мне приходится ей помочь:

- Скажи леди свое имя. Тебя зовут Бекка, не так ли?

Она кивает.

- Бекка? Как забавно. Это действительно твое имя?

Бекка смотрит на нее глазами, которые пронзили бы ее, будь это мечи, но дама этого не замечает, потому что уже обращается ко мне.

- Нет, - говорю я, - на самом деле это не ее имя, это просто сокращение, ее зовут Ребекка, но почти никто называет ее так, потому что она не отзывается на него.

- Тем не менее, разве вы не считаете, что это странное имя, зачем вы так ее называете, когда Ребекка - такое красивое имя и а она такой милый ребенок?

Женщина продолжает говорить, полностью сосредоточившись на мне. Это к счастью, потому что Бекка уже высунула язык. Я делаю ей знак глазами, чтобы она спрятала язык, и она подчиняется, делая ангельское личико, глядя на которое, невозможно и подумать, что она способна на такое.

Метро едет от станции к станции и, хотя часть пассажиров выходит, людей становится все больше и больше. Кажется, это никогда не кончится.

- Сколько ей лет? – спрашивает она меня, снова погладив Бекку по голове.

- Будет четыре, - отвечаю я, зная, что будет дальше.

- Ах, какая она взрослая и красивая, она выглядит намного старше.

- Спасибо, спасибо, - я говорю, - да, она очень самостоятельная.

Она спрашивает меня, дочь ли она мне, и я отвечаю, что я ее дядя, не вдаваясь в подробности, что, по-видимому, ее устраивает, и она переходит к следущей серии вопросов.

- У нее очень необычный цвет волос, они ведь не крашеные?

Где взять терпения? Не знаю, как людям приходит в голову, что кто-то красит волосы трехлетней девочке, но помимо после слова «забавный» эпитет «необычный» для цвета волос неизменно становится самым популярным вопросом.

- Нет, - говорю я, стараясь не терять терпения, - цвет волос натуральный, она унаследовала его от матери, у нее были такие же.

Я понимаю свою ошибку, прошедшее время глагола уже сорвалось с губ, но уже слишком поздно и мое лицо становится обреченным. Невозможно избежать следующего вопроса:

- Мать умерла? – спрашивает дама шепотом, сглатывая слюну, предвкушая знакомую мелодраму.

Я в панике смотрю на Бекку, но она не обращает на нас внимания, напротив на коленях у деда сидит другая девочка, и они корчат друг другу рожи, так что я могу спокойно солгать, хотя и без особой убедительности:

- Нет, я имею в виду, что со временем волосы моей сестры немного потемнели и они уже не такие светлые, как были.

Ложь, конечно, волосы Мии всегда были такого цвета, но эта ложь совершенно правдоподобна. Я бы сказал все, что угодно, лишь бы помешать ей лезть с соболезнованиями, и утешить Бекку, что только бы опечалило ее. Ответ должен соответствовать тому знанию, которое мой собеседник имеет о тонах волос и их изменении со временем, потому что, погладив еще раз Бекку по голове, она бросает эту тему, явно разочарованная тем, что так и не узнала ничего интересного.