Рэйчел Бинленд - Флоренс Адлер плавает вечно

– Который час? – перебила она.

Ребе взглянул на карманные часы.

– Половина девятого.

– Эйб, я могу у вас здесь где-то позвонить?

Тот махнул в сторону холла.

– Телефон в моем кабинете.

Джозеф схватил Эстер за руку, когда она встала.

– Бубала?

– Я позвоню Сэмюелю Броди из «Пресс», – сказала она. – Нельзя, чтобы это попало в газеты.

Было поздно, когда ребе Леви высадил Эстер у квартиры, но даже в темноте она узнала молодого человека, сидящего на ступенях крыльца.

– Вы знаете его? – спросил ребе.

– Да.

Ребе не стал глушить мотор, только обошел машину, открыл Эстер дверцу и помог выйти.

– Я заеду за вами завтра в два.

Она кивнула, не в силах отвести глаза от Стюарта, все еще одетого в форму ППАС. Когда он встал, на его лицо упал свет уличного фонаря, и она увидела, что мужчина плакал.

Машина ребе отъехала, и Эстер жестом показала Стюарту, чтобы он снова сел. Затем она опустилась рядом:

– Анна и Гусси наверху?

Он покачал головой.

– Анна открыла мне дверь. Я не верил, пока не увидел ее лицо.

– Как Гусси?

– Не понимает, думаю.

Дружба Флоренс и Стюарта всегда вызывала у Эстер какие-то странные чувства. По ее опыту мальчишки вроде него, чьи отцы владели отелями на Набережной, а не магазинами к северу от Арктик-авеню, уезжали в колледж – и обычно в те учебные заведения, которые они с Джозефом бранили. Учебные заведения вроде Принстона и Йеля, которые в последние несколько лет установили жесткие квоты и новые стандарты приема студентов, чтобы в классах не было слишком уж много евреев. То, что Стюарт вместо этого вступил в Пляжный патруль Атлантик-Сити и начал строить тренерскую карьеру, казалось Эстер скорее попыткой вывести из себя его отца. Он стоил того, чтобы выводить его из себя, – отель «Ковингтон» был одним из тех, что не принимал евреев, – но иногда Эстер задумывалась, не стала ли дружба Стюарта с Флоренс еще одним способом взбесить родителя.

Именно Стюарт убедил Флоренс подать документы в Уэллсли. Он даже написал от ее лица письмо тренеру Уэллсли по плаванию, мисс Клементине Диркин. Оказывается, Диркин была кумиром Женской ассоциации по плаванию, и Стюарт настаивал – довольно убедительно – что Флоренс должна пойти в колледж, где женщин не ограничивают соревнованиями по синхронному плаванию, как часто случалось. В Уэллсли, обещал он, Флоренс не просто примет участие в соревнованиях на 400, 800 и 1500 метров, но и завоюет в них медали.

Конечно, не Стюарт научил Флоренс плавать, а Джозеф. Но в последние шесть лет, с тех пор, как Флоренс вступила в клуб «Амбассадор» и уехала в колледж, именно Стюарт убеждал ее плавать быстрее и дальше. Он всегда искал новые соревнования, всегда говорил о следующем большом заплыве. Участвовала бы Флоренс в больших заплывах без Стюарта? В одиночном заплыве вокруг острова Абсекон? Она бы точно не нацелилась на Ла-Манш. Если бы не он, задумалась Эстер против воли, была бы ее девочка все еще жива?

– Я бы сопровождал ее на лодке.

– Я знаю, – сказала она грубым, как наждачная бумага, голосом.

– Что она там делала в одиночку?

Эстер не знала, что ответить и как признать, что дочь поступила неразумно.

– Пожалуйста, – сказала она, – не надо.

Стюарт вытер глаза ладонями.

– Когда похороны?

– Завтра.

– Так скоро?

– Евреи не ждут.

Стюарт уставился на колени.

– Я могу прийти?

Она хотела отказать, сказать, что похоронная служба предназначена только для членов семьи. Если не могла прийти Фанни, разве справедливо было приходить Стюарту? Но Эстер могла представить, как ругала бы ее Флоренс за такое поведение. Стюарт явно был влюблен во Флоренс, и Эстер часто задумывалась, знает ли об этом ее дочь. Возможно, и она любила его. Сол и Фрэнсис Голдштейн, которые жили за углом, отсидели шиву по дочери, когда та вышла замуж за гоя, и Эстер тогда и глазом не моргнула. Считать дочь, которая была жива и здорова – и даже счастлива – мертвой только потому, что она вышла из веры, внезапно показалось ей возмутительным.

– Мы отправимся в Эгг-Харбор завтра в два пополудни.

– Городское кладбище?

– Нет, Бет Кехилла.

Хлопок глушителя проезжавшей мимо машины заставил Эстер подпрыгнуть.

– Один из спасателей рассказал тебе? – спросила она.

– Новости о том, что кто-то утонул у Стейтс-авеню, быстро разошлись.

– Все знают, что это была Флоренс?

– Некоторые спасатели в курсе. А что?

– Мы не хотим, чтобы узнала Фанни, – объяснила Эстер. – После того, что случилось прошлым летом…

– Понимаю, – сказал Стюарт, хотя Эстер не была уверена, что он действительно понимал.

– Ты поможешь?

– Я могу поговорить с парнями, если хотите.

Эстер на мгновение задумалась о его предложении.

– Тебя не затруднит?

В комнате Гусси горела лампа, а на полу валялась холщовая сумка, которую Эстер с утра взяла на пляж. Рядом лежала сумка Флоренс – красивый плиссированный мешок. Ее содержимое – щетка для волос, полотенце, несколько шпилек – рассыпалось по полу, и Эстер нагнулась все собрать. Когда она все подняла, женщина позволила себе беззвучный стон.

На маленькой кровати спали Анна и Гусси. Постель была узкой, едва достаточной даже для одного. Вместе они поместились на ней только потому, что Анна обняла Гусси и прижала девочку к своей груди. Темно-каштановые волосы Гусси рассыпались по сторонам, а рот приоткрылся. За последний год она вытянулась и растеряла почти весь детский жирок, но во сне она все еще выглядела малышкой.

Эстер подумала было разбудить Анну, чтобы напомнить ей о нормальной кровати, где удобнее спать. Будь Анна Флоренс, она бы потерла ей спину, взяла за руку, потянула и помогла встать на ноги, наслаждаясь сонным моментом, когда взрослая дочь оперлась бы на нее, нуждаясь в помощи. Но Анна не была Флоренс, а Эстер не смогла бы вынести еще одно обсуждение сегодняшних событий. Телефонный звонок Айзеку грозил забрать остатки ее сил.

На веранде было жарко и душно. Одно окно уже открыли, но Эстер распахнула еще два. Было слишком темно, чтобы разглядеть лежащий в двух кварталах пляж, но она слышала, как волны разбиваются о берег. Постоянное движение океана всегда успокаивало ее, особенно в сложные времена, но теперь этот звук довел ее до бешенства. То, что океан забрал у нее что-то настолько дорогое, даже не приостановив свой танец, чтобы признать ее утрату, было жестоко.

Эстер посмотрела на девушку, которая обнимала ее внучку. Ей не нравилось чувствовать себя в долгу перед Анной, но она все же была ей должна. Без каких-либо указаний Анна собрала все их вещи, увела Гусси с пляжа, привела ее обратно на квартиру и утешала как могла, пока Эстер и Джозеф организовывали прощание с дочерью. Анна продемонстрировала ту рациональность, что Эстер всегда надеялась привить собственным дочерям.