Эбби Гривз - Игра в молчанку

Не успев как следует перевести дух, ты сняла с ног намокшие кожаные мокасины и принялась выливать из них мутную зеленовато-бурую жижу. Потом ты встала в лодке во весь рост и одним быстрым движением сняла колготки. Первыми обнажились бедра выше колен, и я увидел, что от холода кожа на них сплошь покрылась гусиной кожей. Впрочем, пялиться на твои ноги показалось мне не совсем приличным, поэтому я принялся как сумасшедший вертеть головой, делая вид, будто гляжу вперед, на противоположный берег. Слишком поздно!.. Нос нашей лодки с такой силой врезался в песок, что ты не устояла на ногах и полетела вперед, прямо на меня. К счастью, я успел тебя поддержать, схватив за плечи, благодаря чему ты не врезалась лбом мне в лицо. Синяка я избежал, но эта не предусмотренная планом свидания близость потрясла меня до глубины души.

– О, мой герой!.. – в твоем голосе прозвучали игривые нотки, которые помогли мне выйти из ступора. На мгновение я представил, что могло случиться, если бы я замешкался. Ты пролетела бы оставшиеся пару дюймов, наши тела соприкоснулись бы, и… В отчаянии я стал думать об одной из своих бабок, которая жила в Дорсете, и о том, как после обеда или ужина она ногтями выковыривала из зубов остатки пищи, складывая самые крупные кусочки на краю тарелки. Еще я думал о склизкой черной плесени на пороге ду́ша, о засорившейся раковине в маленькой кухне рядом с нашей лабораторией, из слива которой отвратительно воняло… Сейчас я готов был думать о любой гадости, лишь бы отвлечься от непривычного стеснения в чреслах. К счастью, еще до того, как я успел опомниться, ты уже снова сидела передо мной на кормовом сиденье. Неловкий момент миновал, и мое учащенное дыхание постепенно пришло в норму.

За всеми этими переживаниями мы не заметили, что нашу лодку понемногу сносит течением, поэтому, когда я наконец опомнился и взялся за весла, выяснилось, что вода уже сделала за меня бо́льшую часть работы. Теперь мы находились в небольшом заливе, неподвижная поверхность которого была так плотно покрыта изумрудными листьями водяных лилий, что кое-где они даже находили друг на друга. Пробиваться сквозь этот зеленый ковер было нелегко, но поскольку рядом со мной была ты, я не испытывал никакой необходимости налегать на весла, чтобы заставить жизнь двигаться хотя бы немного быстрее.

У дальнего берега выбрались из воды две диких утки, самец и самочка.

– Ты хотел бы иметь семью, Фрэнк?

Признаюсь честно: пока ты не спросила, ни о чем подобном я не задумывался. Я был настолько уверен в своей неспособности отыскать человека, с которым можно было бы провести ночь, не говоря уже о днях, что вопрос о семье оставался для меня туманным, гадательным. Ты стала первой женщиной, которую я мог представить себе в качестве… да, в качестве спутницы жизни. Ты стала моей первой любовью, пусть и на десятилетие позже, чем это случилось с другими. Последние несколько лет я наблюдал, как мои друзья и знакомые торопливо, словно наперегонки, женились, производили на свет детей, разводились и снова сходились (да-да, был и такой случай!), но сам я, если воспользоваться спортивной терминологией, все еще мешкал на старте. Найти подходящего человека казалось мне задачей почти невыполнимой.

Разумеется, я нередко спрашивал себя, почему я не встретил никого раньше. Думаю, всему виной были моя застенчивость, робость, неуверенность в собственных силах и так далее. После инцидента с Фионой я очень долго не мог набраться смелости пригласить на свидание какую-нибудь симпатичную девушку. И даже в тех редких случаях, когда мне это удавалось, никакого дальнейшего развития моя инициатива, увы, не получала. И если, сидя с друзьями за бокалом пенного, я еще мог над этим смеяться, то, оказавшись дома в своей одинокой постели – узкой и к тому же слишком короткой, чем требовал мой рост (нищим выбирать не приходится!), я пытался анализировать ситуацию и понять, что я делаю не так. Быть может, думалось мне, всему виной мой голос, который начинал предательски дрожать, когда я приглашал «потенциальную невесту» в ресторан или в кафе. Заслышав эту отталкивающую дрожь, они, конечно, сразу понимали, что перед ними вовсе не уверенный в себе лидер, не герой, не принц на белом коне и вообще не тот, о ком они мечтали. Но в чем же моя ошибка? Разве я не прилагал все силы, разве не проводил подготовительную работу, закладывая, так сказать, фундамент? И лишь после еще одной-двух неудачных попыток до меня дошло, в чем дело. Для всех этих молодых женщин я был всего лишь старым добрым Фрэнком. Просто другом, и не более того… Для того же, чтобы превратиться в чью-нибудь «любовь всей жизни», мне, как видно, не хватало уверенности, не хватало изюминки . Вот только где мне взять эту изюминку? И кстати, что она такое?

Но все это было до тебя, Мэгги. Ты изменила меня. Превратила в кого-то совершенно нового. В человека, каким я никогда раньше не был.

Размышляя обо всем этом, я не сразу ответил на твой вопрос. Наконец я сказал:

– Даже не знаю. Наверное да, хотел бы… Извини, это, наверное, не слишком хороший ответ, но лучшего у меня пока нет. Ну а ты?.. Ты хотела бы иметь семью?

– Да, да, конечно! Очень хотела бы, – ответила ты без малейшей паузы.

– Ты, наверное, очень близка со своими родителями? – снова спросил я, опуская ладонь в воду. Некоторое время я смотрел, как она, словно лезвие ножа, режет зеркальную водную поверхность, и только потом поднял на тебя взгляд.

– Нет, не сказала бы. Мой отец умер два года назад, а мать…

– Ох, прости…

Ты остановила меня движением руки, словно мои извинения не имели никакого значения.

– Ничего страшного… то есть – теперь ничего. Честно сказать, мы с папой вовсе не были близки, но это все равно очень грустно, правда?

И впервые с нашего знакомства мне открывается другая сторона тебя – та, которой я прежде не видел, не знал. Общительная, веселая девчонка, насмешница и великолепная рассказчица исчезла, и ты стала задумчивой и печальной. Я вижу, как нелегко тебе взглянуть мне в глаза, и чувствую – у тебя есть какая-то тайна, которой не так-то легко поделиться. Некоторое время ты теребишь рукав своего кардигана, плотно накручивая его на запястье, и наконец подцепляешь ткань согнутым большим пальцем, который оказывается словно в плотном шерстяном колпачке.

– А братья или сестры у тебя есть?

– У меня два брата, оба старше меня. Один из них сейчас в Нью-Йорке, а другой… Честно говоря, даже не знаю. Он художник. В последний раз, когда я получала от него весточку, он делал выставку в Шотландии.

– А твоя мама? Она..?

– …Жива? Да, она жива, просто бо́льшую часть времени она… отсутствует. Мама ушла из семьи, когда мне было тринадцать. Вышла замуж… – Это не просто констатация факта. В твоем голосе проскальзывают интонации, которые я не могу распознать. Что это? Сожаление? Безысходность? Печаль?