Эбби Гривз - Игра в молчанку

Медовый месяц, безусловно, – не рядовое событие, поэтому мы оба, сославшись на желудочный грипп, заранее взяли на работе недельные отпуска по болезни. Сразу же после свадьбы мы отправились на побережье, и должен сказать, что смена обстановки пошла нам обоим на пользу. Мои родители подарили нам «Полароид», поэтому на тех твоих снимках, которые я держу в бумажнике, ты сфотографирована главным образом на фоне Брайтонского пирса [8] Брайтонский пирс – увеселительный парк на пирсе на курорте Брайтон. . Больше всего мне нравится снимок, где ты в закатанных джинсах стоишь на мелководье у самого берега – в одной руке у тебя туфли, другая заброшена за голову, болтающийся пояс макинтоша почти касается воды. Когда я сейчас смотрю на этот снимок, он напоминает мне все, за что́ я тебя полюбил – твою кипучую энергию, твое неисчерпаемое душевное тепло и безграничную жизнерадостность. А еще он напоминает мне о том, как легко я могу все это потерять.

В нашу первую ночевку в пансионе на побережье ты – впервые после того, как с нами случилась беда, – позволила мне к себе прикоснуться. Сначала я был осторожен и терпелив, боясь нечаянно вторгнуться на территорию, где мое присутствие все еще нежелательно. Ты, однако, поразила меня настойчивой страстностью, с какой ты – или, точнее, твое тело, – требовало от меня быстроты, глубины, силы. И я старался, пока сдвинутые нами односпальные кровати не разъехались, и ты не провалилась в щель между матрасами. Ты расхохоталась, хотя тебе не хватало воздуха, и попыталась выкарабкаться из ловушки, в результате чего я финишировал раньше, чем собирался. В тот же момент кто-то сердито забарабанил в стену за изголовьем нашего ложа, и… знаешь что, Мегс? Мне было наплевать. Пусть бы нас выставили из пансиона голышом, я бы и бровью не повел. Все, чего я хотел и о чем грезил день и ночь, было передо мной на расстоянии вытянутой руки, но еще ближе была твоя улыбка.

Блаженные деньки быстро подошли к концу, мы вернулись в Оксфорд, и наша жизнь потекла как прежде. В течение нескольких месяцев мы, впрочем, старались не заговаривать о том, что с нами случилось – как и о том, не следует ли нам повторить попытку. Сейчас мне нелегко ответить на вопрос, почему я не попытался вызвать тебя на откровенность и проникнуть под маску веселого благополучия, которую ты носила от заката до рассвета. Наверное, дело в том, что я был слишком счастлив. Причина так себе, и все же… Мне очень нравилась наша семейная жизнь, Мегс. Очень.

И сейчас, стоит мне только почувствовать запах свежей краски, как я мысленно возвращаюсь в блаженные деньки после свадьбы. Тебя ни с того ни с сего охватила страсть к переменам, а я стал твоим добровольным помощником. По вечерам и в выходные я облачался в рабочий комбинезон, слишком короткие штанины которого щекотали мои голые лодыжки, и вытягивался перед тобой во фрунт, ожидая указаний. Наш домовладелец был не особенно строг, и ты вовсю этим пользовалась. Мы получали настоящий кайф, раскрашивая комнаты в разные цвета (некоторые – по два или три раза, если колер казался тебе «неподходящим»), выкраивая ковровые дорожки для коридора и прихожей и развешивая по стенам десятки фотографий и картин в рамках. Каждую свободную минуту мы посвящали ремонту, и даже когда тебе случалось ненадолго присесть, я чувствовал – тебе не терпится снова приняться за работу.

На протяжении нескольких недель пятна краски не сходили с наших рук, лиц и волос, как бы тщательно мы ни скребли себя мочалкой, принимая душ перед сном. Иногда по вечерам, когда мы уже лежали в постели, я пытался целовать эти пятна, покрывавшие твою кожу, но их было слишком много, и мне приходилось действовать так быстро, что у меня начинала кружиться голова. Тогда я искал твои губы, чтобы снова обрести опору под ногами. Со временем мне даже стало казаться, будто эти мои действия побуждали тебя измазываться в краске больше, чем необходимо, когда на следующий день мы продолжали работу с того самого места, где остановились накануне.

Каждые выходные мы работали как заведенные без пауз, без остановок. Наш обед представлял собой что-то вроде стоячего фуршета для бедных: кусок батона и ломоть сыра или колбасы, которые мы заглатывали словно утки, пока настаивался чай в чайнике. Когда чистые чашки закончились, ты велела мне доливать чай молоком прямо в чайнике, и мы пили его прямо из носика лишь бы не терять время на такую ерунду, как мытье посуды. Никаких занавесок на окнах у нас, естественно, не было, так что я даже не могу себе представить, что думали о нас соседи. Впрочем, подобные мелочи довольно быстро перестали меня беспокоить – моя стеснительность вылетела в окно вместе с пара́ми растворителя и запахом краски.

Да, Мегс, ты всегда умела заставить меня забыть об окружающем мире.

Каждый раз, когда ты заканчивала ремонт очередной комнаты, я закрывал дверной проем покрывалом от мебели, чтобы ты могла торжественно его сорвать, демонстрируя восхищенной публике (в моем лице) результаты своего труда. Иногда я напяливал свой анорак и выступал в роли специалиста по недвижимости, расспрашивая тебя о деталях и особенностях внутренней отделки. Сколько слоев краски на стенах этой комнаты?.. А вот эта чудненькая лепнина – она гипсовая или пластиковая? Вдохновлялись ли вы идеями какого-нибудь известного архитектора или дизайнера, или это ваша личная импровизация? Прежде чем мы оба начинали корчиться от смеха, я всегда старался оценить твои усилия, присваивая тебе вся пять мишленовских звезд.

К чему это я?.. Да к тому, Мегс, что мы оба старались оправиться от потери как можно скорее. Не забыть, нет – забыть подобное вряд ли возможно. Вероятно, мы просто пытались жить дальше, строить наши отношения таким образом, чтобы они не зависели больше ни от чего и ни от кого, кроме нас двоих. И у нас это получилось. Никогда прежде я не был так счастлив, как в те дни. Надеюсь, ты тоже испытывала что-то подобное.

Нашему браку исполнилось уже несколько месяцев, когда вернувшись однажды с работы, я застал тебя в слезах.

– Что случилось, Мегс? – спросил я. Ты сидела спиной ко мне за кухонным столом и, уперев локти в столешницу, сжимала голову руками. Когда я вошел, ты не поднялась мне навстречу. Казалось, ты вообще меня не заметила. Что что-то случилось, это было ясно, но я понятия не имел – что.

– Неприятности на работе? – снова спросил я. – Тебя переводят в другой район? – Несколько недель у нас был какой-то разговор на эту тему, но потом вопрос как-то урегулировался сам собой. – Так это даже хорошо! Ты только представь, как это здорово: каждый день ездить на велосипеде через полгорода и обратно! – с этими словами я коснулся твоего плеча. Ты не отстранилась, но моя шутка тебя ничуть не развеселила.