Кен Кизи - Песнь моряка

Марли оказался достаточно крепок, чтобы самому дойти до фургона, но Айзеку пришлось подсаживать его за истощенные ноги, когда старый пес забирался в заднюю дверь. Благодарно рыкнув, тот залез в кузов фургона и просунул голову в окно.

– Смотри, старый хрен еще улыбается, – сказал Айк, надеясь отвлечь друга от тревог. – Прошел, наверное, год, а он понимает, что едет на Битый Вой. Надо было отправить в душ его, а не тебя, как считаешь?

Грир не ответил. Он устроился на пассажирском сиденье, поджав под себя пятки и обхватив колени руками. Все линии его крапчатого лица сложились в хмурую гримасу, а губы оттянулись от зубов так жестко, что, казалось, уже не смогут произнести ни слова. Многие излюбленные страхи и фобии Грира вгоняли его в такое состояние, но даже в этом состоянии он редко терял дар речи.

Они приехали в Дом Псов в начале двенадцатого. Толпа прекратила галдеж, и все теперь стояли молча, повернув лица точно на северо-запад. Они смотрели, как солнце выползает из живота затянувшей горизонт небольшой, но плотной черной тучи, словно яйцо из курицы. Лица повернулись, когда фургон остановился на президентской парковке рядом с запруженным крыльцом. Никто ничего не сказал, но, стоило выйти вице-президенту, послышался странный скулеж. Грир взял первый из протянутых ему стаканов и проглотил, не почувствовав, что в нем было. Размер толпы поразил Айка. Люди, не показывавшиеся в городе годами, теперь дергали Грира за рукав и подставляли для приветствия лапы. Кажется, на собрание явились все козлы и бараны, когда-либо случайно отслюнившие пятьдесят баксов за членскую карточку. Айк заметил даже членов далеких ячеек – от Анкориджа на востоке до Уналашки на западе.

Грир присоседился к Уэйну Альтенхоффену.

– От Билла так и ничего? – спросил он глухим шепотом.

– Хрен там, – прошептал в ответ Альтенхоффен. – Даже если Кальмар и слыхал про эти кинопляски, очень ему надо портить себе шопинг. Так что през сегодня ты, Эмиль. Ты человек с планом действий. Что Псам теперь делать?

Грир задрал костлявые плечи, неубедительно показывая, что ему все равно.

– С чем, Бедный Мозг?

– С тем, что об нас вытерли лапы! Ни один Пес не получил приглашения на этот их завтрашний яхтовый прием. Явная перчатка в нашу коллективную морду, ты так не считаешь? На кону честь Битых Псов, брат Грир, и судьба тебе быть главным. Так какой план?

Другие члены клуба жались поближе к шепчущейся паре.

– План, – Грир надел темные очки и повернулся к горизонту со всей церемонностью, на какую был способен, – дождаться, пока сядет солнце, и начать собрание. Как обычно.

Солнце приблизилось к горизонту, и толпа притихла. Умолкло даже бессмысленное хныканье – везде, кроме кучки почетных членов. Этих недовольных со всем почтением оттащили каждого к своему пикапу и привязали – сбитых с толку и пристыженных, но все же не способных прекратить нытье. Меньшие размером, но более цивилизованные псы сгрудились под крыльцом и выглядывали оттуда через решетку в подобающем молчании. Когда солнце коснулось далекой линии воды, умолкли даже нытики у пикапов. Когда же последняя красная капля расплылась и мигнула зеленым, возник отличный модулированный вой – четко, как по команде. Сначала он звучал как бурлеск, самопародия, мелкая поверхностная выходка, но вой нарастал, и из-под пародии все сильнее прорывались ноты истинного пафоса, честной боли и глубочайшего животного отчаяния, какое только можно выразить; бурлеск и неловкость таяли, а поверхностность растворялась в глубине. К хору присоединился сладкий тенор послушных и цивилизованных под крыльцом, затем душераздирающий баритон от пикапов. Ноты вращались, скручивались и сплетались в мелодию поразительной силы, в единый скорбный вой, в Зов Битых Псов. Стон длился, поднимаясь над городом, пока не отразился от небольшого ледника на той стороне бухты и не вернулся эхом назад, переплетясь сам с собой, подобно аккорду органной трубы в огромном соборе. Когда эхо стихло, люди потянулись в зал, оставляя банки, бутылки и стаканы в переполненных мусорных баках – еще одно правило, выработанное опытом.

В полном молчании убирались к стенам карточные столики. Из кладовок добыли складные деревянные стулья и расположили их неровными рядами на деревянном полу. Члены клуба встали каждый перед своим стулом, и Грир на негнущихся ногах пошел к трибуне – большому картонному лого-гидранту. Одной рукой он поднял полированную медвежью бедренную кость, служившую председательским молоточком, другой, выставив палец, указал на пол.

– Сидеть, – скомандовал он. Они сели. Он поднял руку ладонью к толпе и скомандовал снова: – Ждать. – Голос звучал спокойно. Они ждали. – Ночной Летний Вой на Полную Луну Ордена Битых Псов объявляю открытым. Следите за собой и ведите себя соответственно. Честный Писарь, Бедный Мозг? Есть старые вопросы?

Встал Уэйн Альтенхоффен с большим черным блокнотом и торжественно его раскрыл. Когда не надо было рыбачить, Альтенхоффен работал учителем на замену в старших классах, а также редактором «Маяка Куинакской бухты» – городской не то еженедельной, не то ежедвухнедельной, а иногда и ежедвухмесячной новостной газетки. Длинноносый и многословный, он тем не менее представлял немалую ценность как для города, так и для клуба, ибо голову этого разумного и энергичного гражданина настолько плотно заполняли планы общественного устройства и разных проектов, что почти все разговоры он начинал со слов: «Мой бедный мозг сейчас лопнет от этих всех возможностей».

– Предыдущее собрание Ордена закончилось на неожиданно драматической ноте, – прочел Альтенхоффен. – Дело в том, что членам Ордена было представлено постановление суда, обязывающее прекратить и воздерживаться впредь от практики проведения фейерверков в зале заседаний. В ответ на сообщение, что Томас Тугиак-старший и совет «Морского ворона» угрожают нашей организации выселением, президент Кальмар заявил, я цитирую: «В жопу Томми Тугиака вместе с его бандой пивных дикарей. Полезут поперек Псов, я устрою им чайную ломку. Мы будем стрелять хлопушками тогда, когда дух позовет нас». Конец цитаты. Члены клуба поддержали это заявление единодушным гавканьем, исключения составили Томми Тугиак-младший, призвавший не лаять на его отца, и Чарли Фишпул, возразивший против отдельных формулировок: «Пивные – ладно, но мы не дикари, мы потомки дикарей». На что Норман Вон ответил, я цитирую: «Сядь на свой стул, потомок, не то пиво расплещется», на что Чарли Фишпул ответил: «Я хоть чей-то потомок, Вон». В этот момент брат Норман Вон ударил Чарли по затылку скрученным в трубку журналом «Пипл», отчего вышеупомянутый Чарли упал на колени. Затем брат Клейтон Фишпул ударил брата Нормана Вона по затылку скрученным в трубку журналом «Атлантик мансли», опрокинув его тоже на колени. После этого собрание было прервано.