Эрих Нефф - Проститутки на обочине

– Похоже, они настоящие красавицы.

– Мой муж – француз, – сказала она.

Это что, должно каким-то образом объяснить красоту её детей?

– Сочетание индейской и французской крови – давно не редкость, – сказал я.

Для меня это был просто исторический факт, для неё – кровосмесительный брак. Я посмотрел на её лицо. Обратил внимание на пару намечающихся морщинок. У белых женщин такие морщины появляются значительно позже. Я всегда связывал это с условиями жизни. А она, похоже, об этом не задумывалась. Может, считала, что высокородная французская наследственность поможет справиться с морщинами и прочими невзгодами.

Случается, женщины выбирают себе пару из худших соображений.

– Видишь, – сказала она. – Они у меня не только красавицы. Они ещё и умнички.

– Не сомневаюсь, – сказал я.

«Этот её Генри, настоящий ли он француз? – подумал я. – Этот безработный пьяница из Глендейла?» Как-то иначе я представлял себе французов.

– Роберта и Лиза, – сказала она, убирая фотографии в портмоне, а портмоне – обратно в сумку.

Я оставил чаевые и вышел на улицу.

Мы поехали дальше на север. Мимо скал, иссеченных ветрами, изломанных прибоем. Мимо сосен и кипарисов, чьи кроны сформировал морской бриз. Колёса наматывали чёрную ленту асфальта, расстилавшуюся впереди.

Она снова взялась за пиво. Похоже, привычное для неё занятие – судя по тому, как уверенно она держала банку и ловко прикладывала её к губам.

– С ними всё будет в порядке, – сказала она.

– Как думаешь зарабатывать деньги? – спросил я.

– Найду работу на Аляске, – ответила она. – Ну и соображу чего-нибудь по дороге.

Я подумал, что по дороге будут только грузовики.

Мы доехали до Мендочино, города художников, по большей части совершенно безвестных. Зато здесь не водилось пьяных индейцев. Миновали Мендочино и поехали в сторону Форт-Брэгга, города рабочих.

Ветер свистел у нас в ушах, когда мы переезжали мост через реку Нойо. Хелен допила последнюю банку пива.

– Постараюсь поймать здесь другую попутку, – сказала она.

Я остановил машину.

– Спасибо, – сказала Хелен.

Я подал ей сумку. Хелен вышла, захлопнула дверцу, помахала мне рукой на прощание.

Она принялась голосовать, едва я отъехал. Водители машин и грузовиков должны были видеть её ещё с моста. Она стояла с совершенно безразличным видом, как будто ей было всё равно, кто её подберёт.

Я задремал в придорожной канаве. Вернулся из Европы без гроша, теперь добирался автостопом из Нью-Йорка в Сан-Франциско. Прошёл час, может больше. Автомобили с зажжёнными фарами проносились мимо. Некоторые я видел, некоторые – проспал.

Я услышал, как взревел мотор грузовика, когда водитель сменил передачу. Поднялся на ноги, снова пошёл голосовать. Грузовик не остановился. И следующие за ним – тоже. Я снова остался на дороге один.

Снова огни фар. Легковушка? Нет, это был раздолбанный пикап. И он затормозил возле меня.

– Ну, не стой – залазь давай, пока не замёрз, – сказал водитель пикапа.

Я сел в машину. В кабине играла музыка в стиле кантри. Мы ехали по крайней правой полосе, слушали ковбойские песни. Нас обгоняли грузовики; их задние огни уносились вперёд, словно метеоры, исчезали вдали. Водитель пикапа покрутил ручку настройки радиоприемника, потом вернулся на прежнюю волну. Я заметил в окно указатель «Тексаркана». Убедился, что еду в нужную сторону, и снова задремал. Песни в стиле кантри терзали мои уши. Неважнецкие колыбельные. Из-под полуопущенных век я видел задние огни грузовиков, много огней…

– Я еду в Свитуотер, – сказал водитель пикапа.

– Годится, – ответил я.

– Я нефтяник, работаю на буровой. Последние пару недель вкалывал в две смены.

– Похоже, пора немного расслабиться.

– Нажраться в хлам, ты хотел сказать. Я намерен не просыхать, пока не уеду из Свитуотера.

Он отхлебнул глоток пива, затем передал бутылку мне. «Пёрл Лагер». Я тоже сделал глоток, вернул бутылку обратно.

– Мне нравится бурить дырки, – сказал он.

– Может, я тоже когда-нибудь попробую.

– А что, присоединяйся. Пойдём в одну смену.

Наверное, следовало согласиться, но я должен был вернуться в Сан-Франциско. Не то чтобы у меня была назначена дата, какой-то определённый срок. У меня ведь даже не было постоянной работы. Но я должен был вернуться.

Мы проехали мимо месторождения. Мимо уродливых силуэтов нефтяных вышек. В кабине гремела музыка кантри. Мы следовали за красными огнями, но они ускользали в темноту. Водитель пикапа пьянел.

– Нравится мне это. Ты когда-нибудь напивался до полного беспамятства?

– Бывало.

– Служил?

– В морской пехоте.

– Я тоже. Сначала Пэррис-Айленд, потом отправили в Корею. Поганая была заваруха.

– Я пошёл служить уже после.

Взошло солнце. Он наклонил голову, вглядываясь в дорогу налитыми кровью глазами. Затем всё-таки опустил солнцезащитный щиток.

Мы остановились возле придорожного кафе. Мне пришлось как следует хлопнуть дверцей, чтобы она закрылась. Водитель пикапа ввалился в кафе бесцеремонно. Никто не удивился; заведение было как раз для людей его сорта, тут к такому привыкли. Подошла официантка, у неё были рыжие волосы и скуластое лицо. Наверное, кто-то из предков был мексиканцем. Ей было слегка за тридцать. Стреляла глазками, сложила губки бантиком. Я был готов побиться об заклад, что она за милю учует нефтяника с тугим бумажником.

– Чего желаете?

– Стейк и яичницу – для меня и моего напарника.

– Кофе хотите, мальчики?

Мы кивнули.

– У меня есть уютная комнатка в подсобке, – шепнула она. Как-то чересчур долго записывала заказ. Медленно произнесла: – Так… ладно, – и удалилась.

– Нипочём не пошёл бы с ней в подсобку, – сказал водитель пикапа.

– Не стану осуждать тебя за это, – сказал я. – Знаешь, я до сих пор не спросил, как тебя зовут.

– Эл.

– А я – Эрих.

Официантка вернулась с нашим заказом. Я, конечно, слыхал, что в Техасе готовят большие стейки. Мне подали овальную тарелку, с одной стороны лежала поджаренная яичница-глазунья из четырёх яиц, с другой – здоровенный кусок мяса с подливкой. Огромные кофейные кружки. Это Техас, Тотошка. Я был голоден как волк, хотя ни за что не признался бы в этом. Я не хотел, чтобы Эл подумал, что я – нищеброд.

Мы поглядывали друг на друга, кромсая свои стейки, затем принялись орудовать вилками, отправляя кусочки мяса в рот. Словно ни он, ни я, не хотели показаться чавкающими животными. Мы сдерживались изо всех сил, чтобы соблюсти видимость приличия. Вскоре на тарелках не осталась ничего, кроме нескольких косточек и остатков яичницы.

– Ещё кофе, мальчики? – спросила официантка.

– Я под завязку, – сказал Эл.