Салли Руни - Разговоры с друзьями

Ну да, сказала она. Ценное наблюдение.

Я не шутила, когда сказала Филипу, что не собираюсь устраиваться на работу. Я правда не собиралась. Я не строила планов насчет будущей финансовой стабильности: никогда не хотела ничего делать ради денег. В предыдущие годы мне случалось подрабатывать летом – рассылка писем по электронной почте, «холодные звонки», все в таком духе, – и после получения диплома я думала плотнее заняться тем же самым. Я знала, что в конце концов придется куда-то выйти на полный рабочий день, но никогда не мечтала о блестящем будущем и своей активной роли в экономической жизни. Порой казалось, что неспособность увлечься и безразличие к собственной жизни – повод забеспокоиться. С другой стороны, я чувствовала, что мое равнодушие к богатству – очень здравое. Я выяснила, какой средний годовой доход придется на каждого человека, если разделить валовой мировой продукт на все население Земли, и согласно Википедии получилось 16 100 долларов. Я не видела ни политических, ни экономических причин зарабатывать больше.

Начальницу в литературном агентстве звали Санни. Она нравилась и мне, и Филипу, но Санни выделяла меня. Филипа это не задевало. Он говорил, что и сам предпочел бы меня. По-моему, в глубине души Санни догадывалась, что я не хочу становиться литературным агентом, – может, потому она меня и выделяла. Филип, напротив, был в восторге от работы в агентстве, и, хоть я и не осуждала его за строительство планов на жизнь, мне казалось, я растрачиваю свою энергию гораздо разборчивее.

Санни заботилась о моей карьере. Она была невероятно честной, то и дело отпускала неожиданные и откровенные замечания, и это нас с Филипом подкупало.

Может, журналистика? – спросила она меня.

Я как раз возвращала ей стопку просмотренных рукописей.

Тебе интересен мир, сказала она. Ты много знаешь. Интересуешься политикой.

Я?

Она засмеялась и покачала головой.

Ты одаренная, ответила она. Тебе же придется чем-то заняться.

Может, выйду замуж по расчету.

Она отмахнулась.

Иди работай уже, сказала она.

В ту пятницу мы выступали в центре города. Каждое стихотворение я читала примерно полгода после того, как оно было написано, а потом уже терпеть его не могла, не то что декламировать на публике. Почему так происходило – загадка, но меня устраивало, что мои стихи лишь звучат со сцены и нигде не публикуются. Они улетучивались под аплодисменты. Настоящие писатели и художники вынуждены то и дело сталкиваться со своими уродливыми произведениями, которые уже не изменить. Меня бесило, до чего уродливо все, что я делаю, и бесило, что я не могу признать, до чего оно уродливо. Я изложила эту теорию Филипу, но он только ответил: не принижай себя, ты настоящий писатель.

Мы с Бобби красились в гримерке и обсуждали новое стихотворение.

Мне нравятся твои мужские персонажи, сказала Бобби, потому что все они у тебя чудовища.

Они не чудовища.

Ну, в лучшем случае – морально неоднозначны.

Мы же все такие, нет? – сказала я.

Написала бы про Филипа – вот он без червоточины. Он «славный».

Она пальцами изобразила кавычки, хотя по правде считала, что Филип славный. Просто Бобби ни про кого не могла сказать «славный» без кавычек.

Мелисса обещала прийти, но мы обнаружили ее в зале только после выступления, в половине одиннадцатого или в одиннадцать. Она сидела с Ником, Ник – в костюме. Мелисса похвалила нас, сказала, что чтения ей понравились. Бобби взглянула на Ника, словно и от него ждала комплимента, и его это насмешило.

Я не видел ваше выступление, сказал он. Я только что пришел.

Ник в этом месяце играет в Королевском театре, пояснила Мелисса. Он занят в «Кошке на раскаленной крыше» [4] Cat on a Hot Tin Roof, 1955 – драма американского писателя Теннесси Уильямса, за которую он в 1955 году получил Пулитцеровскую премию. .

Но вы наверняка были великолепны, сказал он.

Давайте я вам закажу выпить, предложила Мелисса.

Они с Бобби отправились к бару, и мы с Ником остались за столиком вдвоем. Он был без галстука, но костюм на вид дорогой. Мне было жарко, и я волновалась, что вспотею.

Как спектакль? – сказала я.

Сегодняшний? Нормально, спасибо.

Он отстегнул запонки. Положил их на стол рядом с бокалом, и я заметила, что это расписная эмаль под ар-деко. Я хотела было восхититься ими вслух, но не смогла. Вместо этого оглянулась якобы в поисках Мелиссы и Бобби. Когда развернулась обратно, Ник уже достал телефон.

Хотелось бы посмотреть, сказала я. Люблю эту пьесу.

Так приходи, я отложу билеты.

Он ответил, не поднимая глаз от телефона, и я подумала, что говорит он неискренне или тут же забудет про свое предложение. Я пробормотала что-то утвердительное и ни к чему не обязывающее. Сейчас, когда он не обращал на меня внимания, я могла рассмотреть его пристально. Он действительно был на редкость симпатичный. Наверное, настолько привлекательные люди в конце концов привыкают к собственной красоте, она их даже утомляет, но мне такое и представить было трудно. Будь я настолько же хороша собой, я бы наслаждалась каждым мгновением, подумала я.

Фрэнсис, прости за это хамство. Просто мама прислала сообщение. Надо написать ей, что разговариваю с поэтом, ее это впечатлит.

Ты же не знаешь. Может, я бездарный поэт.

Он улыбнулся и сунул телефон во внутренний карман. Я посмотрела на его руку и отвела взгляд.

Я слышал другое, сказал он. Может, в следующий раз сам оценю.

Вернулись Мелисса и Бобби с напитками. Я отметила, что Ник упомянул мое имя, чтобы показать: он не забыл меня с прошлой встречи. Разумеется, я тоже помнила, как его зовут, но он был старше, знаменитей, и его любезность мне очень польстила. Выяснилось, что Мелисса приехала в клуб на их машине, и Нику пришлось тащиться сюда после работы, чтоб она подвезла его до дома. Похоже, его мнения при этом никто не спросил, и весь вечер он скучал с усталым видом.

На следующий день Мелисса прислала имейл: нам отложили два билета на следующий четверг, но если у нас другие планы, то не стоит переживать. Она приписала адрес электронной почты Ника: на всякий случай, если захотите друг с другом связаться.

Бобби в четверг собиралась поужинать с отцом, и мы предложили второй билет Филипу. Он спросил, удастся ли после спектакля пообщаться с Ником, но я не знала. Я сомневалась, что он захочет с нами разговаривать, и ответила, что мы просто посмотрим спектакль и уйдем, как обычные зрители. Филип не был знаком с Ником, но видел его по телевизору и считал, что тот выглядит «грозно». Он засыпал меня вопросами про Ника, про то, каков Ник в обычной жизни, но ни на один я не могла толком ответить. Когда мы купили программку, Филип долистал до страницы с биографиями актеров и показал мне фотографию Ника. На ней в приглушенном свете были видны лишь контуры лица.