Мег Вулицер - Женские убеждения

Вошедшие быстро расселись в первом ряду, а потом ректорша, плотно втиснутая в цветастое платье, встала за кафедру и восторженно приветствовала гостью, прижав ладонь к сердцу. Наконец Фейт Фрэнк поднялась на ноги. Ей было шестьдесят три, и она выглядела очень внушительно в темном шерстяном платье, облегавшем ее долгий крепкий торс; разумеется, были на ней и замшевые сапожки. В данном случае – светло-серые, хотя у нее и по сей день была коллекция сапожек самых разных цветов, которые повествовали всем и каждому о том, что когда-то она была сногсшибательна, неотразима – и такой же, вероятно, осталась. На пальцах обеих рук виднелось по несколько крупных колец: витое серебро и блестящие камни. На лице – ни тени смущения или беспокойства, при том что она опоздала на собственную лекцию.

Первым делом она улыбнулась всем сразу и произнесла:

– Спасибо, что пришли несмотря на снегопад. Это особенно радует.

Ее приятный горловой голос звучал необычно и притягательно. Она несколько секунд помолчала – будто прямо на ходу придумывала, что бы такое сказать. Конспекта у нее не было. Видимо, станет говорить «из головы» – для Грир такое было немыслимо, поскольку вся ее насыщенная академическая жизнь до сих пор была обильно уснащена папочками, цветными разделителями и маркерами, из-за чего все ее учебные материалы приобретали цвета двух разных видов лимонада: канареечного или розового.

В Макопи у Грир не было знакомых, хоть чем-то похожих на Фейт Фрэнк. Уж точно на нее не походили и ее неряшливые бестолковые родители. Кори за свою недолгую жизнь в Принстоне успел повидать людей, которые много путешествовали и которым довелось общаться с персонами видными и светскими. Но в жизни Грир никого такого не было. Если честно, она даже не задумывалась о том, что такое бывает.

– Просто взрыв мозга, – призналась она на следующий день Кори.

Фейт произнесла с кафедры:

– Каждый раз выступая в колледжах, я встречаю молодых женщин, которые говорят: «Я не феминистка, но…» Они имеют в виду: «Я не считаю себя феминисткой, но хочу, чтобы мне платили столько же, сколько и мужчинам, хочу равноправных отношений с мужчинами и, разумеется, хочу равных прав на сексуальное удовольствие. Я хочу жить хорошо и по справедливости. Я не хочу, чтобы мне мешало то, что я – женщина».

Позднее Грир поняла, что слова, которые произносила Фейт, были лишь частью общего впечатления, но на деле суть к ним не сводилась. Важно было, что произносила их именно она, вкладывая в них веский смысл, подавая их всем присутствовавшим с особым чувством.

– На это мне всегда хочется ответить, – продолжала Фейт, – а в чем, по-вашему, кроме этого состоит феминизм? Как вы собираетесь всего этого добиться, если отрекаетесь от политического движения, единственная цель которого – обеспечить вам именно такую жизнь? – она сделала паузу, чтобы все успели обдумать ее слова: многие, безусловно, думали о себе. Все следили, как она медленно, демонстративно отпила воды – Грир отметила, что следить за этим очень интересно.

– На мой взгляд, – продолжала Фейт, – у феминизма есть две стороны. Первая – индивидуализм, он состоит в том, что я сама определяю, как мне жить. Я не обязана следовать стереотипам, делать то, что мне велит мама, соответствовать чужим представлениям о том, какой должна быть женщина. Но есть и вторая сторона, и здесь я хочу употребить старомодное слово «солидарность», после чего вы, возможно, завопите и дружно устремитесь к выходу, но мне придется рискнуть, – раздался смех; они все ее слушали, они все ее поддерживали и они все хотели, чтобы она об этом знала. – Солидарность, – продолжила она, – это желание присоединиться к другим женщинам в борьбе за то, чтобы каждая могла делать свой индивидуальный выбор. Дело в том, что пока женщины разобщены, настроены на соперничество – как в детской игре, где только одна может стать принцессой – мало будет среди нас тех, которым в итоге удастся выйти за рамки узких и однобоких представлений нашего общества о том, какой должна быть женщина.

– Я приехала вам сказать, – продолжила Фейт, – что хотя студенческие годы – это самый важный этап формирования вашей индивидуальности: время, когда можно читать, учиться, заводить друзей и совершать ошибки – но это еще и тот период, в который нужно задуматься, какую именно общественно-политическую роль вы можете сыграть в великом деле борьбы за женское равноправие. Получив диплом, вы вряд ли захотите поступить так, как поступила я – а я уехала в Лас-Вегас и работала официанткой в баре, потому что не хотела зависеть от родителей, Сильвии и Мартина Фрэнков. Вам бы не понравилась эта униформа в рюшечках, которую мне приходилась носить. Хотя, может, и понравилась бы.

Опять зазвучал смех – поддерживающий, одобрительный.

– Я в Лас-Вегасе – это целая история. Мне очень хотелось сбежать, потому что в студенческие годы родители заставили меня жить дома. Им важна была уверенность, что я не потеряю девственности. Знаете, это было не смешно. – Опять смех. – Рада вам сообщить, что с тех пор многое переменилось. Прекрасно, что у вас всех теперь гораздо больше свободы. Но со свободой приходит ощущение, что другие женщины не имеют к вам никакого отношения. А это неправда.

Она вновь сделала паузу и обвела зал взглядом, скользя глазами по лицам.

– Словом, в следующий раз, когда решите произнести: «Я не феминистка», вспомните все это. И внесите свой вклад в борьбу, которая еще не закончилась. – Пауза. – А, да, еще одно, последнее соображение. По ходу дела – ведь вы будете бороться за очень важные вещи – вы наверняка столкнетесь с сопротивлением, иногда бороться будет непросто, и вы, возможно, собьетесь с пути. Суть состоит в том, что далеко не все станут с вами соглашаться. Далеко не все вас поймут. Или полюбят. Да, кто-то будет на вас страшно злиться, может, даже полностью отвергать – и принять это будет непросто. Но я считаю, что если ты занимаешься важным делом… если вас это хоть сколько-то утешает, я вас точно люблю.

Она улыбнулась короткой ободряющей улыбкой – и тут оно случилось: Грир сдалась, вверилась ей полностью, приняла ее – захотелось, чтобы это ощущение длилось вечно. Слова Фейт, что она их всех любит, явно были шуткой, но Грир, слушая Фейт, почувствовала, что действительно вроде как влюбляется. Грир знала, каково это – влюбиться: так появление в ее жизни Кори потрясло ее до самого основания, взбаламутило все клетки организма. Здесь было то же самое, но без сексуальной составляющей. Ощущение было лишено чувственности, однако слово «любовь» все равно к нему подходило: любовь, которая цветочной пыльцой витала в воздухе вокруг Фейт Фрэнк.