Хэрриет Эванс - Сад утрат и надежд

– С Финном?

– Какое-то время. – Закончив наматывать провода, она убрала телефон, не глядя на мать.

– Кажется, он приятный мальчик. Ты не хочешь пригласить его…

– О господи, ма… Просто… не надо… – Би поморщилась, скрестила на груди руки и опустила голову. – Я не могу избавиться от этого, – проговорила она так тихо, что Джульет еле расслышала ее. – Куда бы я ни пошла.

Джульет подошла к ней и обняла.

– Ты сможешь. Только расскажи мне, доченька. Тогда я все…

– Ты! – перебила ее Би. Ее голос был тихим. Она не кричала. Она даже улыбалась, и это было еще хуже. – Ты всегда, всегда говоришь, что все будет хорошо. Ма, ты никогда не слышишь, что происходит на самом деле. Даже понятия не имеешь. – Она была бледной и безнадежно усталой.

– Милая моя девочка… – Джульет крепко обняла ее, и Би поморщилась. – Что у тебя с рукой?

– Ничего. – Би высвободилась из ее рук.

– Они тебя ударили?

– Нет. Нет, они ничего мне не сделали. – На ее маленьком личике отразилась паника, смешанная со злостью.

В груди Джульет закипел гнев и потеснил мучительную тревогу последних часов и дневную усталость. Вдалеке зазвонил телефон.

– Послушай, я все исправлю, обещаю тебе.

– Ничего ты не исправишь, – вздохнула Би. – Ты всегда так говоришь. Например, когда я была маленькая и порвала костюм Девы Марии. Или когда все кексы упали на пол. Или когда я неправильно отправила мой доклад. Ты не можешь ничего исправить. Я не могу тебе сказать, в чем дело. – Она отошла от матери и покрутила головой, отыскивая свой рюкзак. Торопливо схватила его. – Я пойду наверх.

– Но Би…

– Джульет? – Мэтт появился из гостиной. – Кто-то хочет поговорить с тобой. Вроде снова заработала стационарная сеть.

– Привет, па, – спокойно поздоровалась Би, уходя.

– Привет, красавица. – Мэтт ущипнул ее за щеку. – Сегодня я скучал без моей красивой дочки.

– Ты хочешь сэндвич с арахисовым маслом? – спохватилась Джульет, взяв трубку у Мэтта; их пальцы соприкоснулись. У нее дрожал голос, ей было плохо.

– Нет, спасибо, – ответила Би, прижимая к телу рюкзак.

– Он говорит, что он из транспортной фирмы. Он звонит тебе для подтверждения заказа, – сказал Мэтт, когда Би ушла.

– Из транспортной фирмы?

– Так он сказал. Зачем он звонит сюда?

– Алло? – сказала в трубку Джульет. – Да? О нет, не я. Нет, вы звоните не той Джульет. Нет, я не знаю ее. Да, я уверена. О, я не знаю ничего об этом! Я узнаю и позвоню вам завтра, хорошо? Как странно. До свидания.

Она нажала на «отбой» и улыбнулась Мэтту, почти ласково.

– О чем шла речь? – с любопытством спросил Мэтт.

– Даже не знаю, – ответила Джульет. – В «Даунис» иногда обращаются к ним по текущим вопросам; вероятно, они позвонили не той Джульет. Я сейчас пообещала, что позвоню в «Даунис», узнаю и сообщу им.

– Почему ты должна этим заниматься? Почему тебя должно заботить, отправили ли что-либо в «Даунис»?

Она поймала себя на том, что смотрела на него, на его коротко подстриженные виски, пронзительные серые глаза, на улыбку, игравшую на его губах.

– Ты прав. Меня не должно это волновать. Слушай, тебе не пора ли позвонить матери?

Мэтт обычно разговаривал по телефону с матерью в пятницу вечером. Когда умер его отец-англичанин, мать снова уехала в Италию. Десять вечера было самым удобным временем для звонков, с учетом разницы на час из-за другого часового пояса. Милая Луиза с ее экстравагантными подарками, любовью к внукам, с преувеличенной реакцией на все: неприязнь, ужас, интриги… Джульет было грустно думать, что она прощалась с ней, с улыбкой Мэтта, когда он разговаривал с матерью… это были приятные мелочи, которые скрашивали их совместную жизнь…

– Ах да! Ты… Сейчас я позвоню ей.

Джульет пошла наверх на подгибавшихся от усталости ногах. Задержалась на миг возле двери Айлы и сжала холодный металлический ключ, висевший на шее, словно талисман, волшебная палочка, которая могла перенести тебя куда-нибудь, словно детей из какой-то дочкиной книжки. Все-таки сейчас она еще могла все бросить, отказаться от своего плана. Могла остаться здесь, остаться в его жизни – это было не так плохо. Би проходила через ужасную полосу жизни, но ведь так часто бывает в процессе взросления, не так ли? А Санди и Айле вообще все равно, где жить, это точно.

Тут она вдруг ясно поняла, словно увидев себя со стороны, что ей не так важно, спал Мэтт с кем-то или нет. Дело было в другом. Их совместная жизнь осталась в прошлом, их брак изжил себя. При мысли об этом Джульет задрожала от ужаса и горя. Все было позади. Мэтт уже не мог причинить ей боль.

Вот почему я чувствую себя виноватой, подумала она. Мне плевать на него. Я не уважаю его. Когда-то я любила его, очень любила – о боже, много лет я считала, что нас свела судьба.

Но я ошибалась. И, может, бабушка была права. Как бы то ни было, я его больше не люблю.

Тут в ее памяти неожиданно всплыла фраза:

«Будущее еще не написано; прошлое сожжено и кануло в небытие».

Надпись на табличке, оставшейся от рамы «Сада утрат и надежд».

«Прошлое сожжено и кануло в небытие».

Джульет нерешительно постучала к старшей дочке и тихонько отворила дверь.

Би сидела на полу и играла в кукольный домик. Она сняла худи, а когда Джульет вошла к ней, съежилась, скрестив на груди руки. Джульет села рядом с ней на корточки и вдруг обратила внимание на дочкин рюкзак – он был грязный и весь покрыт отпечатками подошв кроссовок. Кто-то долго топтал его. Джульет посмотрела на Би и увидела, что у нее все руки покрыты синяками, а ладони грязные. Она ласково взяла дочку за руки.

– Би, милая, ты должна рассказать мне все. Что случилось? – Она осторожно провела пальцами по синякам. – Я серьезно тебе говорю. Хватит молчать. Расскажи мне.

– Они топтали мой рюкзак, а потом толкнули меня на землю и пинали ногами по плечам. О’кей? Достаточно подробностей?

Джульет тихонько подвинулась к дочке и погладила ее по плечу.

– О’кей, – тихо сказала она. – О’кей, милая. Тебе… больно?

– Это? Вообще-то, не очень. Ма, ты ничего не понимаешь. И не пытайся понять. Они всегда одержат верх. – Она взяла одну из фигурок и поставила ее на крышу.

– Нет, неправда, – возразила Джульет. – Они озлобленные, ужасные, но дело в том, что они не одержат верх. Обещаю тебе. Честное слово. Ох, девочка моя любимая. – Она погладила Би по волосам. – Давно это продолжается?

– П-полгода, – тихо ответила Би. – Вообще, чуточку дольше, но совсем плохо полгода.

– Ты можешь мне рассказать? Что они делали? Доченька, я обещаю, даю тебе честное слово, что я ничего не предприму, если там нет ничего противозаконного.

Бесцветным голосом Би начала перечислять:

– Подкладывали мне в рюкзак презервативы, много. Оставляли дерьмо у нашей двери, ты думала, что это собаки, нет, это кто-нибудь из них. Писали обо мне гадости все время. Поливали меня грязью в чатах. Фоткали меня, подловив на чем-нибудь, и рассылали всем. Наверняка шлют даже сейчас, когда мы сидим тут с тобой. Как я сижу в уборной или ковыряю в носу… Молли и Ами притворились, будто им интересно взглянуть на кукольный домик, сфоткали его и… и… – она всхлипнула, – тоже выставили все. Вот кухня в кукольном домике Би, миниатюрные тарелки и крошечное зеркало… вау, она лузер, блин… Вот такие вещи, сотни раз в день на Snapchat Mum, и это все время , и все смеялись… Подкладывали мне на стул всякую гадость, ковыряли по очереди в носу и, проходя мимо меня, вытирали сопли о мое плечо, а я сидела и ничего не могла сделать. Мой телефон пищит все время , и я знаю, что это кто-то из них… и я позволяю им все это делать, потому что вынуждена, иначе они расскажут… – Она снова заплакала от боли и унижения.