Това Мирвис - Женский клуб

Мы сразу поняли, что Бат-Шева не из наших. Особенно выделялись ее белокурые волосы. Длинные, распущенные, до самого пояса. Яркие зеленые глаза, лицо блестит от пота. Черты лица правильные и аккуратные, скулы четко прорисованы, бледная кожа гладко натянута. Но губы полные, с изгибом кверху, точно у лука. Одежда тоже привлекла наше внимание. Она одевалась не как мы. Свободные юбки и глухие вырезы скрывали наши формы, превращая их в мешковатое нечто. Ее белая блузка с коротким рукавом слишком облегала грудь. Легкая ткань лиловой юбки с бахромой на подоле развевалась при ходьбе, почти открывая ноги. У нее был серебряный браслет на щиколотке, с блестящими голубыми бусинами, и кожаные сандалии с плетеными ремешками.

Она обошла машину, открыла дверцу, и оттуда вылезла босая девочка в желтом сарафане. Лицо Аялы было перепачкано шоколадом, и руки казались липкими. Что-то в этом лице заставило нас всмотреться попристальнее: сначала нам померещился кто-то взрослый, хотя наши глаза несомненно говорили, что перед нами ребенок не старше пяти. Волосы у нее были светлее, чем у Бат-Шевы, и косыми прядями падали на лицо, доходя до подбородка. В ее глазах было что-то нездешнее, мнилось, будто за ними никого нет. А кожа такая бледная, что почти просвечивали голубые прожилки.

Аяла села на лужайке, трава на которой стала бурой и жесткой из-за засушливого лета. Собрала нарциссы, буйно разросшиеся за последние месяцы, надергала травинок и ногтем разреза́ла стебли в ожидании матери. Наши дети так никогда себя не вели: стоило нам замешкаться хоть на пять минут, принимались тянуть за юбки и хныкать. Но Аяла никуда не спешила. Она отлично сидела там сама по себе.

Бат-Шева стала разбирать вещи. Поверх машины был натянут зеленый брезент, который прикрывал груду разнообразных предметов, так ненадежно примотанных к багажнику, что непонятно, как они не вывалились где-то по дороге. Она пыталась размотать брезент – мы бы оставили эту работу мужьям. То и дело качала головой и выдавала резкое словцо. Наконец справилась с веревками и спустила ящики из-под молока, хозяйственные сумки и чемоданы на подъездную дорожку. Мелькнули торчащие из сумки кисти, перемотанные красной лентой. На дне ящика мы заметили тюбики с краской разных цветов и размеров. Не упустили и хозяйственную сумку, битком набитую книгами, и приоткрытую коробку цветных свечей.

Бат-Шева достала из сумочки ключ и отперла входную дверь. Дом полностью освободили несколько месяцев назад, когда Джозефа Либмана перевели в головной офис компьютерной компании в Атланте. В день их отъезда все местные пришли попрощаться с Джозефом, Эсти и их двумя детьми. Нам было очень жаль расставаться – Джозеф родился здесь, в том же самом Баптистском госпитале, что и многие из нас, и никогда отсюда не уезжал. Эсти была членом Исполнительного совета Женской группы помощи, вице-президентом по художественному оформлению, очень жаль было терять такого неутомимого труженика.

Зайдя внутрь, Бат-Шева сунулась за угол и мельком обозрела гостиную. Та стояла пустая, но раньше, обставленная Либманами, это была одна из самых красивых комнат в городе: обитые жаккардом кушетки с парными креслами, дубовый буфет и два персидских ковра. Остальной дом был так же роскошно убран, ни вещицы не на своем месте; мы недоумевали, как Эсти это удавалось, при двух-то детях. Даже толком не осмотревшись, Бат-Шева вышла на улицу и принялась заносить вещи внутрь, складируя их в холле в огромную кучу, которая грозила развалиться с каждым новым заходом.

Закончив, она подошла к дочке и обняла ее. Потом взяла за руку, и они двинулись по дорожке. Аяла обернулась и с тоской посмотрела на трех детей Рены Рейнхард, бегавших под оросителем на дальней лужайке, и на щенка Цукерманов, мчавшегося по улице. Дойдя до двери, Бат-Шева подняла Аялу поцеловать мезузу, которую Либманы оставили на входе. Может, они забыли про нее, а может, решили, что следующие жильцы тоже будут евреями. Бат-Шева и Аяла оглянулись напоследок, а потом зашли внутрь и закрыли за собой дверь.

В часы между приездом Бат-Шевы и началом шабата телефоны трещали без умолку. Арлина Зальцман считала, что эта женщина ей как будто знакома: где она могла ее видеть? Браха Рейнхард, младшая дочь Рены, заявила (как выяснилось, наврав, – через неделю она призналась, что все выдумала), что ехала мимо на велосипеде, и Бат-Шева окликнула ее по имени; но, когда Браха обернулась, той и след простыл. А миссис Ирвинг Леви, раздувшись от любопытства, сказала, что подумывает перейти улицу, постучаться Бат-Шеве в дверь и выяснить, кто она, собственно, такая.

– Так я и поступлю, – решилась миссис Леви, когда справиться с любопытством уже не было мочи. Она взбила свои каштановые волосы (крашеные, но кто бы осмелился произнести такое вслух?), оправила и так безупречное платье и положила в корзину всякой субботней снеди – халу, жареную курицу, парочку кугелей 1 1 Кугель – традиционное еврейское блюдо в виде запеканки, обычно на основе вермишели, может быть картофельным, мясным, фруктовым и т. д. – Здесь и далее примеч. ред. и тарелку своих знаменитых кукурузных оладий.

Миссис Леви почитала своей обязанностью быть нашими глазами и ушами, поставщиком всех новостей. На этот раз дело было не из трудных – на счастье, жила она прямо через дорогу от Бат-Шевы. Она перешла улицу и постучала в дверь, но никто не ответил. Миссис Леви терялась в догадках, куда же запропастилась Бат-Шева, и, уж конечно, трудно было представить, что она могла выйти из дома незамеченной. Может, затаилась внутри? Может, чего-то боится? Миссис Леви была решительно настроена выяснить, что происходит, и постучала снова, на этот раз громче.

Так и не получив ответа, миссис Леви вздохнула. «Вот оно, значит, как? Хочешь сделать другому что-то хорошее, и вот что выходит», – сказала она про себя. Преисполнившись разочарования, как водится у тех, кто, не щадя себя, творит добро, миссис Леви примостила корзину у двери и уже было двинулась по дорожке, как вдруг что-то послышалось.

– Погодите минутку, – кричала Бат-Шева. – Я сейчас!

Она открыла дверь, закутанная в белый шелковый халат. Увидев широко улыбающуюся миссис Леви, она как будто занервничала, не зная, как понимать этот визит.

– А, здравствуйте вам, – произнесла миссис Леви. – Я уж было решила, вы куда-то убежали. Но вы ведь только приехали, так что я не представляла, куда ж вам идти. В общем, я видела, как вы заезжали, и подумала: времени на готовку у этой женщины точно не будет, раз вы едва успели сюда до шабата. Так что решила принести вам немного еды.

Бат-Шева вышла на крыльцо, нисколько не заботясь о том, что она в халате и любой прохожий может ее увидеть. Она улыбнулась миссис Леви и, представившись, пожала ей руку, как принято у мужчин на деловой встрече; у нас такое уж точно было не заведено.