Джорджия Бриггс - Икона

ICON: A NOVEL © COPYRIGHT 2019 BY GEORGIA BRIGGS

PEN-AND-INK DRAWINGS BY GEORGIA BRIGGS

ALL RIGHTS RESERVED.

PUBLISHED BY ARRANGEMENT WITH THE ORIGINAL PUBLISHER,

ANCIENT FAITH PUBLISHING (FORMERLY KNOWN AS CONCILIAR PRESS).

A DIVISION OF ANCIENT FAITH MINISTRIES

P.O. BOX 748

CHESTERTON, IN 46304

Перевод Софии Халберт

www.vsbook.ru Москва, 2020

Chesterton, Indiana 2017

Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви

ИС Р20-005-0197

© Georgia Briggs, 2020

© Фонд «Традиция», 2020

3 декабря оооо года. Эра Толерантности

– Хиллари Мэфьюз, ты не могла бы ненадолго задержаться после занятий?

Я собирала вещи со стола, эти слова заставили меня застыть на месте. Все вокруг галдели, шумели, словом, готовились пойти на обед.

– Хиллари? – повторила мисс Линда.

Я кивнула и застегнула рюкзак. Одноклассники, расталкивая друг друга, помчались кто к шкафчикам, кто в туалет. Я плелась позади всех.

Мисс Линда кажется вполне дружелюбной, но почему-то меня пугает. Она слишком часто смотрит на меня. Думаю, она, скорее всего, знает.

Когда я подошла к учительскому столу, она взяла в руки какую-то бумажку. Фу-ух, отпустило, это всего лишь моя вчерашняя контрольная по испанским глаголам. Я что, получила плохую оценку? Странно. Обычно у меня всё очень даже хорошо с испанским.

– Хиллари, – она заговорила таким мягким, но очень противным голосом, которым взрослые любят говорить с детьми, – ты отлично справилась с заданием. Высший балл.

Но голос у неё какой-то странный. Это совсем не подходящий для «поздравляю-с-прекрасной-оценкой» голос. Я быстро просмотрела свою работу – ни одной ошибки, оценка «отлично», а потом взгляд остановился на моём собственном имени, написанном мной вверху страницы.

– Хиллари, ты можешь мне объяснить, почему ты так подписала свою работу? – прошептала мисс Линда.

Моим же собственным, прекрасным каллиграфическим почерком, чуть повыше испанских глаголов, было написано: Ефросинья Мэфьюз.

Запершило в горле. О чём я вообще думала? То, что это написала именно я, не вызывает сомнений: я всегда подрисовываю дополнительную загогулинку внизу буквы «ф».

Я почувствовала неприятную тяжесть в желудке, сердце забилось как бешеное.

– Простите. – Это всё, что я смогла выдавить из себя.

– Не переживай, просто следи за тем, чтобы это впредь не повторялось. – Она взяла контрольную из моих трясущихся рук и положила к другим бумагам, постучала ими по своему столу, превратив их опять в идеально ровную стопку.

– Я больше не буду. – С этими словами я попятилась к двери.

Может быть, это всё, может быть, она забудет?..

– Хиллари, – произнесла она за секунду до того, как я была готова повернуть ручку двери, – ты живёшь с бабушкой и дедушкой, так?

Она всё знает.

– Да, мэм.

– Ричард и Глэдис?

– Да, мэм.

Она даже знает, как их зовут? Интересно, а другие учителя? Они все знают, где я живу? Я пытаюсь не паниковать, но моё дыхание предательски учащается.

Мисс Линда что-то записывает в свой блокнот.

– И они зовут тебя Хиллари?

– Да, мэм.

– Всегда?

– Да, мэм.

Я, кажется, повторяюсь. Я сама слышу, какой испуганный у меня голос.

– Ну, хорошо, хорошо. – Мисс Линда кладёт блокнот в свою коробочку со скрепками и взмахивает ладонью. – Всё-всё, иди обедать, приятного аппетита, до завтра.

Я открываю дверь и быстро выскальзываю. Она сказала: «До завтра»! Они все за мной следят. Они все всё знают.

Великая Суббота

Вечер, 18:54, и мы все в своих кроватях. Я, Кейт и моя двоюродная сестра Оливия лежим в белых праздничных платьях, так, чтобы мы могли выпрыгнуть из наших кроватей, быстро сесть в машину и поехать на службу. Все вентиляторы включены, жужжат монотонно, перекрывают шум автомобилей с улицы.

Я просыпаюсь от того, что Хёрши скулит под дверью спальни. Его слух гораздо острее моего, и я всё ещё не слышу, что что-то не в порядке. Думаю, может быть, ему пора гулять или нужно что-то ещё?

Кейт и Оливия всё ещё спят. Оливия скомкала и спихнула одеяло на моё место. Вздохнув, я встаю, шаркая ногами, следую за клацаньем когтей Хёрши в гостиную. Он бросается к входной двери, быстро дышит, будто ожидает кого-то.

Тёмные силуэты на фоне белых занавесок. Резко поворачивается ручка двери.

Я останавливаюсь.

Я слышу, как скрипят и ломаются ударом снаружи доски двери. Комната родителей в противоположном конце дома.

Я бегу по коридору, мимо моей комнаты, спотыкаюсь о ступеньки в темноте. Быстро поднимаюсь, не обращая внимания на боль в коленке.

– Папа! Кто-то ломится к нам, я боюсь!

Мама трёт глаза спросонья, отец выскакивает из постели, на бегу хватает бейсбольную биту из гардеробной.

Крики.

Сапоги.

Звон стекла.

– Быстро под кровать!

– Кейт и Оливия…

– Быстро под кровать! Держи!

Какой-то твёрдый квадратный предмет оказывается у меня в руке. Пыль от ковра. Семейный альбом. Потерявшийся носок.

– Алекс!

Выстрел.

Опять звон стекла.

– Пожалуйста, нет… Помилуйте… Господи, помилуй! Богородице…

– Только не их, пожалуйста, не…

Выстрелы.

Вой собаки.

Сапоги.

Тишина.

4 декабря 0000 года. Эра Толерантности

Моя комната в доме бабушки и дедушки очень чистая. И белая. В ней совсем немного игрушек. Раньше их было много, раньше, когда я была маленькой. Когда я только приехала сюда, скучала по ним, но покупать новые игрушки мне совсем не хотелось. Что бы я с ними делала? Сидела бы на полу одна и смотрела на них?

В общем, я чувствую себя неплохо. Хотя и бывает грустновато вечерами, когда хочется обнять мою старую мягкую обезьянку, пока я засыпаю. Я привыкла засыпать лёжа на животе, смотреть на неё, прижимать к себе. В первую ночь я попробовала полежать на животе, но без тёплой обезьянки в руках никак не получалось улечься поудобнее. Так что теперь я сплю на боку, свернувшись калачиком.

В моей комнате – кровать с голубым одеялом и письменный стол из тёмного дерева. Шторы, которые я люблю открывать и закрывать, когда мне скучно. И часы на стене.

Часы. Через неделю после моего приезда я попросила бабушку купить мне часы. Мы съездили в «Уолмарт» за покупками. Я выбрала самые простые: в чёрной рамке, цифры на белом фоне и красная секундная стрелка.