Омар Али-Шах - Суфизм сегодня

Первая встреча с нашими новыми друзьями из Южной Америки состоялась во время групповой поездки в Ассизи летом 1969 года. Мы сочли, что они очень приятные люди, однако их способ самовыражения отличался чрезмерным энтузиазмом. Бернард Л. зашел так далеко, что предложил «вызволить» некоторые реликвии из соседней церкви. Его вежливо поблагодарили и в сентябре отослали прочь.

Рождение двух сыновей не позволило нам с Катериной участвовать в поездках в 1970-73 годах. В то время Ага усиленно занимался созданием групп в Южной Америке, началась работа в Мексике, от имени Аги была создана группа в Италии, серьезная экспансия началась в Германии. Новые группы в Мексике, Бразилии и Аргентине были полны сил и энтузиазма, по темпераменту их члены сильно отличались от англо-французских представителей, входивших в бывшую гурджиевскую группу в Париже; и их восприятие того, как строится подобная работа, тоже было совершенно иным.

В 1971-72 году произошел разрыв: «Мы с братом согласились не соглашаться в вопросе о проекции учения на Западе». То, что в тот момент представлялось немыслимым, позднее показалось абсолютно логичным. Нас очень сильно смутило тогда – и продолжает смущать людей даже сегодня – то, что, как сказала Ирина Хоар, «многие люди, некогда зараженные Традицией, не в состоянии из нее выйти, даже если не способны найти в себе достаточно доверия, чтобы полностью предаться Мастеру». Всегда существует множество людей, считающих, что им отведена главная роль, они ожидают своего звездного часа; именно эти люди обычно находят дорогу к прессе и в глазах представителей внешнего мира становятся «экспертами» по какому-либо предмету.

Когда два канала решили разделиться, многие остались посередине, потому что не нашли в себе настоящей уверенности. Другая, столь же многочисленная часть людей, которой пришлись по душе весьма аскетический дух и силовые принципы гурджиевской работы, не могли вынести призыва задуматься над вопросом: чем они столько времени занимались.

Но вот что воистину «отделило мужей от мальчиков»: с какого-то момента Ага начал вводить в нашу практику молитвенные призывы на арабском языке, с них должны были начинаться наши упражнения – из многочисленных англоязычных участников первоначальной группы лишь немногие продолжают работать с нами по сей день.

В результате активной работы, которую Ага проводил в Испании и Латинской Америке, к Традиции присоединилось множество новых членов, началось строительство новых тек-кий (помещений для встреч дервишей).

С расстояния двадцати прошедших лет, очевидно, что Ага и в самом деле работал в более классическом русле, чем его брат: групповые встречи, молитвы на арабском языке, коллективные упражнения и занятия, поощрение чувств принадлежности и идентификации, что, по сути, подобно военной муштре. Я не был непосредственным участником процесса обучения у Идриса Шаха, но мне кажется, что оно происходило в режиме более непосредственного контакта между учеником и его или ее наставником, с упором на книги, как на основной источник руководства; а использование группы как инструмента или механизма передачи в применяемой им методике было менее важно.

На Пасху 1976 года бразильские и мексиканские друзья присоединились к нам в Пьеррефитте. Было ужасно холодно, шел снег. Наши товарищи, без теплой одежды, только что из южноамериканского лета, разместились на полу неотапливаемой церкви, а члены парижской группы на ночь вернулись в свои теплые гостиничные номера.

Большой теплый дом одного из наших друзей, расположенный напротив церкви, оставался пустым, чтобы жившие там Ага и Анна могли уединиться. Возможно, наши иностранные товарищи, потягивая текилу, которую они купили в качестве единственной защиты от вездесущего холода, могли видеть, как в доме напротив готовится изысканный ужин. На следующее утро члены парижской группы почувствовали от них запах алкоголя и были шокированы: эти южноамериканцы не умеют себя вести! Когда потом до нас дошли слухи о том, что наши товарищи сочли нас не слишком гостеприимными, мы в ответ решили, что этим людям не хватает уважения по отношению к старшим ученикам Традиции.

На пасхальном собрании 1978 года в Аркосе произошел случай, который заставил меня серьезно задуматься: в последний вечер испанцы и бразильцы, многие из которых видели Агу в первый раз, организовали шоу с песнями и танцами, закончившееся чуть ли не всенародным разгулом под дружные выкрики «Ага! Ага!»

Тогда Ага со своим обычным спокойствием поднялся на сцену и начал восхвалять преданность своей жены такими словами, которые были бы уместны в устах любого профессионального политика во время предвыборной кампании. Конечно, реакция последовала незамедлительно: все присутствующие разразились криками «Анна! Анна!», люди вскакивали на столы и топали ногами. Столы были на подвижных распорках, они начали падать, одна из бразильских женщин оказалась под ними, а сверху другие продолжали топать; в результате упавшей сломали ногу. Я взглянул на объект их восхищения – лицо Анны побелело от ужаса, она была в шоке. Англичане изумленно смотрели то друг на друга, то на окружающее их безумие: этого ли они ожидали? Через несколько месяцев все они покинули нас.

Почему и я не последовал за ними, хотя ни в коей мере не являлся любителем подобных представлений? Просто потому, что на следующий день я поговорил с друзьями, которые «возглавляли» этот эпизод, и понял, что это «спонтанное» событие было организовано, оно произошло не случайно, все было тщательно спланировано и отрепетировано. В тот момент мое любопытство было слишком сильным, чтобы позволить мне уйти. Я хотел знать причины.

Четырнадцать лет спустя я, кажется, начинаю приближаться к ответу, который удовлетворяет меня в достаточной степени, хотя я прекрасно понимаю, что он понравится далеко не всем. Дело вот в чем: как только в человеке начинает работать механизм чрезмерного самоотождествления, параллельно в действие вступает процесс, в результате которого гипертрофированное чувство своей значимости разрушает самое себя. Я бы сказал, что здесь действует практически непреложный закон: когда человек слишком сильно связывает себя с подобным чувством собственной важности, он одновременно начинает ощущать, что вместе с этой бесполезной оболочкой разрушается и его сущность. Тогда человек либо проглотит горькую пилюлю и будет продолжать свой путь, либо в обиде удалится. Кто-то остается, кто-то уходит.

Этот закон применяется на всех уровнях, его нельзя считать исключительно теоретической концепцией. Он затрагивает все области человеческого поведения, включая взаимоотношения с учителем. В любой истинной Традиции человеку, в конце концов, приходится определять границы своей преданности учителю и учению, поэтому нетрадиционное или шокирующее поведение учителя является неотъемлемой частью всех существующих методик. Благодаря этому учитель может убедиться, что обучение действительно происходит. У ученика всегда есть возможность покинуть учителя; если бы учитель не испытывал доверие ученика, это значило бы, что он дурит тому голову, лишая его неотъемлемой свободы выбора: уйти или остаться.